Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

С такими настроениями Сараджоглу отбыл в Москву. Но вскоре возникло еще одно обстоятельство, на которое не­медленно отреагировали и в Лондоне, и в Париже. После нача­ла советско-турецких переговоров в Москву прибыл Риббен­троп для встреч с советскими руководителями.

Массигли, сообщая об этом в Париж, отметил, что он уже обсуждал этот вопрос в турецком МИД. Турецкие дипломаты пытались успокоить его, сказав, что, видимо, советские дипло­маты хотят потребовать от Сараджоглу ограничить обязатель­ства перед Англией и Францией. Массигли назвал это "неприе­млемым" 27.

Таким образом, в этой сложной конфигурации Турция ока­залась в фокусе разных тенденций, под нажимом Парижа, Лон­дона, Москвы и Берлина.

Перед советскими руководителями встала задача опреде­лить позицию СССР. Конечно, она не была стратегической, но имела важное значение в период после заключения пакта с Германией.

Выше отмечалось о совпадении сроков пребывания в Моск­ве Сараджоглу и Риббентропа. На переговорах с Риббентропом 27 сентября зашел разговор о Турции. Сталин, как уже говори­лось, заявил, что "турки не знают, чего они хотят". Он согласился с мнением Риббентропа, что лучшим выходом является абсо­лютный нейтралитет Турции. По словам Сталина, если пакт о взаимопомощи между СССР и Турцией будет содержать с ту­рецкой стороны оговорки, касающиеся Англии и Франции, а с советской — о Германии, то он вообще не будет иметь никаких внешних последствий, если только не говорить о Болгарии, "...если Турция будет упорствовать в своем странном поведе­нии, то, возможно, возникнет необходимость проучить турок" 28.

В последний день переговоров Риббентроп спросил Сталина о переговорах с Сараджоглу. Советский лидер ответил, что еще не встречался с ним за неимением времени, тем самым дав по­нять, что сомневается в заключении договора о взаимопомощи 29.

Из реплик Сталина оставалось неясным, в чем же состоял смысл приглашения Сараджоглу в Москву, если она уже зара­нее не была настроена на подписание договора с Турцией. Эта цель в какой-то мере стала понятна после первой встречи Сараджоглу со Сталиным и Молотовым, состоявшейся 1 октяб­ря. Сама беседа производит весьма противоречивое впечатле­ние. Молотов начал встречу словами о том, что в Москве озна­комились с проектом англо-франко-турецкого пакта взаимопо­мощи, однако неясно, против кого направляется этот пакт, в чем его основное назначение и насколько далеко Турция зашла в переговорах. Не лучше ли было этого пакта вообще не заклю­чать? На встречный вопрос о советско-турецком пакте Моло­тов совершенно определенно ответил, что отношение к нему зависит от ситуации вокруг Тройственного договора. Сарад­жоглу долго объяснял, что Тройственный пакт направлен про­тив всякого агрессора. Затем он напомнил историю, связанную с этим пактом, и добавил, что в вопросах безопасности в Турции за прошедшее время ничего не изменилось и что для Турции было бы невозможно отказаться от подписания согла­шений с Англией и Францией.

Задаваясь вопросом, против кого может быть направлен со­ветско-турецкий договор, Молотов сказал: "Заключать пакт против Германии мы не можем, против Италии тоже сложно, так как она является союзницей Германии; что касается Болга­рии, то она ведь не угрожает Турции". Если турецкая сторона не считает для себя возможным отступить от англо-турецкого пакта, то следует договориться о "советской оговорке" в Трой­ственном пакте, которая должна зафиксировать, что обязатель­ства Турции по этому пакту теряют силу в случае, если Англия и Франция выступят против СССР 30.

Далее в беседу вмешался Сталин и уже вел всю встречу. Он посоветовал не подписывать пакта с Англией и Францией, признал, что Англия и Франция могут помочь Турции получить острова в Средиземном и Эгейском морях, но в отношении Балкан сомневается, что Турция может что-либо получить. Кроме того, у нее могут возникнуть осложнения с СССР из-за Румынии или Болгарии. Затем Сталин прямо заявил: "Мы с Гер­манией разделили Польшу, Англия и Франция нам войны не объявили... Мы против Германии не выступили. Что же остает­ся от пакта? Ничего. Хотим ли мы заключить пакт с Турцией? Хотим. Являемся ли мы друзьями Турции? Да. Но вот имеются обстоятельства, о которых я говорил и которые превращают пакт в бумажку" 31.

Сараджоглу поставил ключевой вопрос. "Если бы договор между Турцией и Англией был составлен так, как об этом сове­тует товарищ Сталин, то не было бы никаких помех к заключе­нию советско-турецкого пакта о взаимной помощи?" Сталин ответил: "Безусловно". По убеждению Сараджоглу, "англичане и французы склонны договориться с Советским Союзом. Ту­рецкий договор может урегулировать все недоразумения" 32.

Сталин спросил: "В пактах турецко-английском и турецко- французском трудно что-либо менять?" Если бы возник кон­фликт между СССР и Румынией, сказал Сараджоглу, то Турция останется в стороне и он готов сделать об этом оговорку, как, впрочем, и на другие изменения, если СССР их предложит. Кроме того, англичане сами проявили инициативу внести по­правку, в соответствие с которой Турция может отказаться от помощи Румынии, если из-за нее может возникнуть конфликт. Но Сталин парировал это заявлением: англичанам и французам нельзя верить, ибо они выполняют свои обязательства только тогда, когда им это выгодно (например, Чехословакия, Польша и т.д.), и внес новое предложение — перенести обязывающую статью из Тройственного пакта в разряд консультаций, что да­ло бы Турции свободные руки 33. Сараджоглу предложил заме­нить это заключением отдельного пакта с СССР.

В завершение беседы турецкий министр снова спросил об оговорках СССР. Молотов сказал, что обязательства Турции немедленно теряют силу, если Англия и Франция выступят против СССР. На вопрос Сараджоглу, как поведет себя СССР, если Германия двинется к Турции, нарком ответил: Советский Союз не поддержит Турцию, если она выступит против Герма­нии, но если Германия выступит против Турции, то "мы вос­противимся" 34.

Сараджоглу заявил, что он доложит своему правительству ситуацию, обратив внимание на два вопроса:

обязательство, принимаемое Турцией по оказанию по­мощи Румынии и Греции, переносится в консультативную часть,

на время конфликта между Англией и Францией, с одной стороны, и СССР — с другой, обязательства Турции теряют свою силу 35.

Ссылка Сараджоглу на позицию Англии была, без сомне­ния, согласована им с британским правительством. Об этом, в частности, говорит беседа Майского с Черчиллем в Лондоне 7 октября, во время которой Черчилль сказал, что Англия не только понимает, но и вполне одобряет дружбу Турции с СССР. Черчиллю хотелось бы видеть Турцию в положении человека, одна рука которого протянута СССР, а другая — Англии. Если бы СССР один или вместе с Турцией могли бы закрыть доступы к Черному морю для Германии, то Англия примирилась бы с за­крытием Проливов для своих судов и вообще отказалась бы от серьезной активности на Балканах 36. В последующих беседах английские представители намекали, что они готовы признать особые советские интересы в отношении Румынии.