Александр Шубин - Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Ильич писал: «При переходе от капитализма к коммунизму подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» еще необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наемных рабов - дело настолько сравнительно легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабочих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле» 819 .

Характерно, что Ленин опубликовал свою работу тогда, когда в России уже шла одна из самых кровопролитных гражданских войн в истории страны. Почему лидер большевиков не видел такого очевидного противоречия? Отвечая на этот вопрос, следует помнить, что Ленин мыслил в категориях мировой революции - всемирного столкновения «пролетариата» и «буржуазии», на фоне которого массовое кровопролитие в России оставалось всего лишь эпизодом. Именно запаздыванием мировой революции, которая должна была подкрепить недостаточные культурные и технологические ресурсы России, большевики объясняли как отступление от выполнения своих демократических обещаний (вплоть до полного отказа от них), так и ожесточенность Гражданской войны «из-за вмешательства империалистов». Идея мировой революции была универсальным решением всех теоретических проблем, возникавших в связи с невыполнимостью большевистской программы. Мировая революция должна была сделать невозможное возможным. А пока требовалось стимулировать мировую революцию созданием в России принципиально нового революционного образования - Республики Советов. Ленин считал: «Задача пролетариата России - довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе» 820 .

И все же программа «Государства и революции» не была просто утопией. Она определила две стороны большевистского проекта. С одной стороны, резкое увеличение вертикальной мобильности, вовлечение низов в процесс управления. С другой - все более жесткое подчинение общества воле управляющего центра.

Июльские победители получили возможность установить диктатуру и обрушить сокрушительные репрессии на левых радикалов. Однако социалисты не пошли на это. Некоторые историки видят здесь их ошибку. К. Н. Морозов пишет об эсерах: «Их прекраснодушие, стремление действовать легитимным путем и старые иллюзии помешали им подавить большевиков летом 1917 г., и эта ошибка оказалась роковой как для России, так и для ПСР» 821 . Прекраснодушие или трезвый расчет? В чем эсеров заведомо нельзя упрекнуть - это в стремлении всегда действовать легитимным путем. Они не были легитимистами до 1917 г., а в 1917-м и позднее легитимность вообще была весьма условной. «Легитимность» 1917 г. определялась сосуществованием Временного правительства, формируемого по соглашению центристских партий, и Советов, в которые входили и более радикальные силы, пользовавшиеся авторитетом в рабочей среде. Чтобы подавить большевиков, то есть необратимо сокрушить эту партию, следовало обрушить на них гораздо большие репрессии, чем имели место в июле. А это неизбежно вызвало бы сопротивление значительной части советской демократии - ведь такие репрессии были бы несоразмерны вине большевиков в июльских событиях. Это значит, что массовые репрессии против большевиков и анархистов требовали также и ликвидации Советов - главного препятствия в проведении репрессий «налево». Такая политика могла опираться только на правые силы и прежде всего - на правое офицерство. А оно относилось к эсерам немногим лучше, чем к большевикам. Понятно, что в таких условиях эсеры и меньшевики быстро последовали бы вслед за большевиками. Их вожди прекрасно понимали это. Без советской структуры и поддержки слева центристы стали бы легкой добычей правых сил (что и подтвердили события Корниловского выступления). Если бы события пошли по такому сценарию, сторонники социалистических идей тоже рассуждали бы о роковой ошибке и для эсеров, и для России.

После поражения июльского выступления улица принадлежала не только ВЦИК и правительству, но и прямым противникам революции, которые «за компанию» разгромили помещения социал-демократических и профсоюзных организаций.

«Из братоубийственной схватки демократия в целом вышла обессиленной, разбитой. В результате победы ЦИК над бунтарской стихией началась настоящая оргия контрреволюции на улицах Петрограда. Темные элементы, прятавшиеся 3 и 4 июля, теперь торжествовали. «Публика» Невского проспекта, ненавидевшая Чхеидзе и Церетели не меньше, чем Ленина, требовала мести и крови. Появились какие-то самозваные шайки «инвалидов», офицеров, юнкеров, хватавшие среди бела дня подозреваемых в большевизме людей, врывавшиеся в квартиры, производившие обыски и аресты... Картина была отвратительная. Этот разгул черносотенства грозил уничтожить плоды нашей победы над бунтарской стихией... Но работать на именинников 5 июля революционная демократия не могла» 822 , - свидетельствовал В. С. Войтин-ский - один из тех, кто с полным основанием мог считать себя победителем большевизма в июле.

После разгрома левых радикалов лидеры революционной демократии видели главную угрозу справа. Группа Керенского стремилась сохранить политическую опору справа и настаивала на восстановлении коалиции с кадетами. Но на этом пути возникли неожиданные препятствия.

Идеология нового правительства была изложена в декларации, принятой 8 июля. Она подтверждала верность правительства курсу прежнего кабинета, объявленному 6 мая, но конкретизировала некоторые важные положения. Правительство обещало добиваться созыва конференции союзников для выдвижения Антантой мирных принципов русской революции (в действительности министр иностранных дел Терещенко не стал на этом настаивать перед союзниками).

В области внутренней политики правительство считало важнейшей задачей проведение выборов в земства и городское самоуправление в августе (что удалось сделать) и проведение выборов в Учредительное собрание 17 сентября (что не удалось). Правительство обещало поддерживать Экономический совет и создать на его основе Главный экономический комитет для разработки и проведения в жизнь «плана организации народно-хозяйственного труда». Органы эти были созданы, но работа их так и осталась на бумаге.

Трудовые конфликты правительство рассчитывало урегулировать, приняв закон о 8-часовом рабочем дне, свободе профсоюзной деятельности, биржах труда, примирительных камерах, страховании.