Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Перед голосованием по принятию конституции социалистического общества Сталин в своей речи разъяснил её преимущества и достижения. Она, сказал он, гораздо более демократична, чем буржуазные конституции, декларирующие права лишь формально, в то время как советская конституция ещё и материально гарантирует их. Сталин, однако, ограничился критикой формального характера буржуазной демократии, противопоставив ей реальный характер советской демократии в чрезвычайно общей форме, сведя при этом понимание демократии к проблемам, касающимся не столько сущности и содержания социалистической демократии, сколько к принципиально новому характеру социалистического общества.

При капитализме, сказал Сталин, такие права граждан, как право на труд, являются лишь формальными, при социализме, напротив, создаются все материальные условия для их реализации. Это, конечно же, верно, но решающих вопросов о полномочиях, содержании, механизмах и воздействии социалистической демократии Сталин вовсе не коснулся. По Сталину как будто не существовало главной проблемы, а именно: как должно функционировать государство диктатуры пролетариата с помощью демократических приёмов употребления власти, чтобы народ как истинный суверен через избранные представительные органы мог публично обсуждать подлежащие исполнению задачи, принимать решения и контролировать их исполнение.

Кроме того, совершенно не была затронута проблема личных прав и свобод граждан в социалистическом обществе. Как, например, можно гарантировать свободу мнений, когда все органы печати находятся в руках государства или партии? Какие правовые гарантии существовали для публикации и обсуждения мнений, не противоречащих конституции и партии, но отклоняющихся от официальной линии и политики руководства? Ленин, несмотря на свой относительно строгий взгляд на дисциплину в партии, уже давно размышлял над этим вопросом и потому настаивал, чтобы в партийном уставе имелись пункты, гарантирующие, что и мнения меньшинства должны публиковаться в партийных изданиях. К внутрипартийной демократии он относился серьёзно, в то время как для Сталина она не заслуживала внимания, поскольку в его схематическом мышлении другие мнения могли быть лишь антипартийными, так что их обсуждение было не только бесполезно, но и вредно.

Остался незатронутым фундаментальный вопрос, который планировал решить ещё Ленин: как должны формироваться отношения, сотрудничество и разграничение функций между Коммунистической партией и социалистическим государством? Сталин подразумевал как само собой разумеющееся, что коммунистическая партия как ведущая сила общества должна принимать все основные решения и диктовать их централизованным образом сверху вниз государственным органам в качестве инструкций. Таким образом социалистическая демократия свелась в сущности к слабому отблеску представительной демократии — в той мере, в которой социальное содержание диктаторского правления хотя бы в главном совпадало с интересами и нуждами народа.

Новая конституция Советского Союза привнесла прогресс в дело правового уравнивания всех граждан страны, однако не обеспечила никакого прогресса в деле реального развития социалистической демократии. И потому противоречия политической системы продолжали оставаться неразрешёнными, усиливая своё воздействие на политическое поведение и мышление советских граждан.

Многостороннее и в конечном счёте фатальное влияние сталинских представлений о социализме, нашедших своё воплощение в совершенно особой модели социализма, чаще всего обходится вниманием в большинстве исследований причин краха социализма. Однако поскольку они составляли истинную теоретическую базу его практической политики и оказали значительное влияние на формирование не только советского общества, но и социалистических обществ в других странах, я считаю важным подробно рассмотреть эту проблему. При этом есть настоятельная необходимость вернуться к уже обсуждавшимся нами проблемам — в частности, с точки зрения их роли в сталинской модели социализма.

В последовавших за XX съездом КПСС в 1956 г. дебатах о чертах социалистического общества в Советском Союзе и в других социалистических странах стало всё чаще употребляться понятие «модель социализма». Поднимался и обсуждался вопрос о том, можно ли считать социалистическое общество в том виде, какой оно приобрело в ходе десятилетий в Советском Союзе, общеобязательным образцом (моделью) социализма, на который должны ориентироваться и равняться любые последующие попытки построения социалистического общества. При этом делались отсылки ко мнению Ленина, отмечавшего, что все страны достигнут социализма, но каждая — своим особым образом, а переход к социализму в международном масштабе неизбежно породит большое количество различных его форм.

К подобным суждениям в сталинскую эпоху относились с подозрением, так как, по мнению догматического сталинского «марксизма-ленинизма», базовая структура и свойства социалистического общества Советского Союза считались, разумеется, обязательной моделью. Отклонения клеймились как «ревизионизм», что было открыто сформулировано в уже упомянутых резолюциях международных совещаний коммунистических и рабочих партий 1957 и 1960 гг.

Однако из-за оглашения Хрущёвым на XX съезде КПСС в феврале 1956 г. многочисленных деформаций и искажений принципов социализма, вызванных произволом Сталина, а также упоминания его преступлений, взгляд об общезначимости советского социализма стал подвергаться сомнению. Меж тем руководство КПСС стремилось представить отклонения в развитии советского общества лишь следствием отрицательных черт личности Сталина, которые не имеют ничего общего с самим социализмом и потому якобы не изменили его характера.

Поскольку такая поверхностная аргументация совершенно не годилась для марксистского анализа, критическое обсуждение вскоре сосредоточилось на поиске более глубоких общественных причин деформаций социализма в Советском Союзе. В коммунистическом движении начались широкие дебаты по этим вопросам, в результате чего появился так называемый «еврокоммунизм», чьи главные деятели в основном состояли в коммунистических партиях Италии, Испании и Франции. Они поднимали не только насущный вопрос о более глубоких общественных и политических основах и причинах извращений в Советском Союзе, но и вопрос о том, может ли в принципе советский социализм служить моделью или обязательным образцом социализма.