Вагиф Алиовсатович - От Ельцина к…? Книга вторая. Пьянящий дурман власти

Несмотря на то что глава президентской администрации действительно пытался избрать себе тактику индивидуального выживания, основанную на выгодной продаже своего ресурса влияния в верхах, скорее всего В. Юмашев вел речь вовсе не об уходе Б. Ельцина с поста президента, а о способе сохранить его на этом посту до 2000 года, сняв при этом с президента реальную ответственность, превратив его полномочия в чисто номинальные, символические.

Без частичной реформы президентской власти, демонтажа наиболее громоздких механизмов так называемой «суперпрезидентской» республики, делающих президента незаменимым в процессе принятия важнейших политических решений, политическая система, созданная Конституцией 1993 года, могла превратиться в мощный источник политической нестабильности, что было крайне нежелательно для большей части российской элиты, особенно в условиях системного кризиса, который переживала страна. Несмотря на то что согласно неофициальным оценкам отдельных аналитиков некоторые антипрезидентские публикации в российской печати были инициированы непосредственно В. Юмашевым, этот факт расценивался лишь в контексте борьбы за выбор наиболее адекватной линии поведения для обеспечения политического выживания Б. Ельцина в условиях резкого ослабления его позиций.

На факт серьезных разногласий в президентской администрации указывал и скандал, разгоревшийся в результате интервью О. Сысуева британской газете «Файнэншл таймс», где он намекнул, что в конце года Б. Ельцин может поделиться с премьером значительной частью полномочий, особенно в сфере оперативного управления экономикой. О. Сысуеву пришлось дезавуировать свое заявление. А пресс-секретарь президента Д. Якушкин поведал общественности о том, что Б. Ельцин ни с кем не собирался делиться властью.

Оказались неудачными и попытки Б. Ельцина перехватить политическую инициативу, опираясь на публичные демонстрации того, что он по-прежнему контролирует важнейший властный ресурс — силовые структуры. Официальная встреча президента с руководителями этих ведомств, равно как и его индивидуальные консультации с ними не возымели былого отрезвляющего эффекта на ведущих российских политиков и ни в коей мере не ослабили усиливавшейся самостоятельности правительства и его председателя Е. Примакова. Ряд высказываний Б. Ельцина, сделанных им в ходе этих встреч, таких, как напоминание о том, что силовые структуры подчиняются ему и только ему, «а не председателю правительства», невнятная ссылка на некую «загогулину», связывавшую президента и силовиков в одно неразрывное целое, лишь усилили ощущение прогрессировавшей политической неадекватности главы государства. Более того, эти встречи лишь в очередной раз продемонстрировали дальнейшее сужение опоры президента, начинавшего рассматривать охранные структуры — МВД, ФПС, ФСО и ФСБ — в качестве решающего инструмента удержания своей власти.

Рассмотренные выше тенденции и обусловили серьезный перелом в сознании большей части российского истеблишмента, который под воздействием реальных факторов впервые за годы реформ перестал рассматривать Б. Ельцина как своего безусловного лидера. По своему значению и последствиям этот перелом мог быть сравним разве что с изменениями мая 1998 года, когда в результате резкого подъема забастовочного движения Б. Ельцин утратил авторитет в массовом сознании большинства населения России.

Косвенным подтверждением осеннего перелома стали заявления не только ранее близких президенту политиков, например, Ю. Лужкова, но и высокопоставленных чиновников федеральной исполнительной власти. Выступая во Владимире, первый вице-премьер В. Густов признал необходимым реформу Конституции РФ, дающей слишком много полномочий президенту и ставящей правительство в зависимость от его настроения.

Однако при этом наблюдатели отмечали, что психологически российская элита, утратив авторитет одного лидера, неизбежно, в силу восходящей еще к советским временам традиции, отчетливо «сделала запрос» на нового вождя, чьи претензии на эту роль на первых порах не обязательно должны были быть подкреплены институционально. Данный фактор практически и обусловил процесс самовыдвижения российских политиков в президенты, который в СМИ получил характеристику очередного фальстарта президентской избирательной кампании. Эта активность имела своим адресатом прежде всего различные фракции и круги истеблишмента и потому ориентировалась на ускорение процессов размежевания и консолидации в его среде. Выдвигавшиеся политические лозунги вроде лево- и правоцентристских коалиций играли роль лишь внутриэлитных идентификационных знаков и в наименьшей степени были обращены к широким общественным слоям.

Ослабление политических позиций президента и его администрации сопровождалось ростом внимания со стороны экспертных и политических кругов к фигуре премьер-министра и к деятельности правительства. Из всех возможных претендентов на роль преемника Б. Ельцина на президентском посту Е. Примаков действовал наименее откровенно и прямо, но с достаточно весомым эффектом. Он сумел добиться заметных успехов в превращении правительства в самостоятельную структуру, фактически неподотчетную президенту и его администрации, и в консолидации вокруг кабинета и его главы российской политической элиты.

Несмотря на то что Е. Примаков неоднократно публично опровергал мысль о наличии у него каких-либо президентских амбиций и о возможности своего участия в следующих президентских выборах, он тем не менее превратился в фаворита ряда СМИ, которые стали активно тиражировать данные социологических опросов, где заметным был рост его популярности как вероятного кандидата в президенты.

Ряд элитных группировок в федеральном центре и в регионах продолжали внимательно присматриваться к этой фигуре и давали понять, что достаточно высоко оценивали шансы Е. Примакова в качестве возможного преемника Б. Ельцина. Так, авторитетный президент Татарии М. Шаймиев также заявил в одном из своих интервью, что считает Е. Примакова вполне реальным кандидатом в президенты РФ. Иными словами, не было лишено оснований предположение, что элита хотела увидеть в фигуре Е. Примакова лидера, который в перспективе мог стать альтернативой основным претендентам (Г. Зюганову, А. Лебедю, Ю. Лужкову и Г. Явлинскому) на пост главы государства, в отношении которых истеблишмент, по-видимому, не был способен пока прийти к консенсусу.

Превращение Е. Примакова в одного из наиболее реальных претендентов на роль лидера российской элиты обусловливалось рядом обстоятельств.

Многими политиками Е. Примаков уже в силу своего положения воспринимался как «дублер президента», о чем высказался Г. Явлинский. Это автоматически заставляло оценивать фигуру премьера с точки зрения будущих президентских перспектив. Особенно знаковой для российских СМИ была поездка Е. Примакова в Австрию на саммит Европейского Союза, в ходе которой в российской прессе прочное место занял лозунг: «Е. Примаков — это (уже почти) Б. Ельцин сегодня». Это было с энтузиазмом воспринято рядом политиков, нашедших благодаря ему новый информационный повод «выделиться» из общей массы. Например, В. Черномырдин, который немедленно начал делать заявления о необходимости введения поста вице-президента, но, пользуясь двусмысленностью момента, не пояснил, кого — себя или Е. Примакова — он видел на этом посту.