Йосеф Мацек - Гуситское революционное движение

«Все революционные элементы, которые образовывались под поверхностью феодализма, — писал Ф. Энгельс о роли королевской власти на этой ступени развития, — тяготели к королевской власти, точно так же как королевская власть тяготела к ним» [214] Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении национальных государств. См. Ф. Энгельс, Крестьянская война в Германии, Госполитиздат, М., 1952, стр. 158. . Города, экономически недостаточно развитые (ремесло, в сущности, не выходило за рамки цеховых ограничений и местного рынка), не могли оказать достаточной поддержки королевской власти, что ослабляло позиции последней. Это, в свою очередь, позволяло панству усилить свой натиск на города. Начавшийся после Липан период феодальных раздоров и феодальной политической раздробленности, в которой было заинтересовано панство, ослабил города и способствовал их окончательному поражению. Следовательно, приобретения городов были только относительными и временными, а продолжающееся единоборство с панством вело не к уничтожению феодализма, а, наоборот, к его укреплению. В Чехии начинался процесс так называемого «вторичного закрепощения».

Крестьянство и городская беднота в результате гуситского революционного движения получили лишь самые незначительные материальные приобретения. Только благодаря уничтожению паразитического аппарата церкви простой верующий был частично освобожден от налогов, платежей десятин и податей — всех тех поборов, которые стекались в церковную казну. Однако вся тяжесть основных форм эксплуатации — оброка, барщины, различных видов повинностей, фиксированных «законом» после липанского поражения, — была снова взвалена на спину крепостного. Буржуазные историки, и прежде всего Пекарж, старались доказать, будто бы гуситское революционное движение ухудшило положение крепостных. Высказывались мнения, что не будь революции, положение крестьянства существенно улучшилось бы и что революция, следовательно, была шагом назад. Истинный смысл этого утверждения ясен. Оно имело целью доказать трудовому народу на «устрашающем» примере гуситского революционного движения, что каждая революция, каждое вооруженное выступление приводит к снижению жизненного уровня трудящихся. Однако в действительности только в конце гуситского революционного движения, после Липан, крестьянство и беднота были отброшены приблизительно в те же условия, в каких они жили в предгуситский период. Таким образом, положение народа ухудшилось вследствие победы реакции. Рост могущества панства после Липан привел к тому, что феодальные повинности были снова увеличены; богатства феодалов росли по мере все большего и большего обнищания угнетенных.

Утверждение о том, будто бы гуситское революционное движение, подобно смерчу, смело множество деревень и, подобно пожару, выжгло крестьянские поля, превратив в пустыню некогда цветущие области, не соответствует действительности. Детальные исследования причин исчезновения многих деревень свидетельствуют, что эти исчезновения произошли вовсе не по вине гуситов, а в результате первоначального накопления, жертвой которого в XV и XVI веках стали не только отдельные держатели наделов, но и целые деревни (при объединении и округлении латифундий, при расширении пастбищ для овец, при создании прудов для рыбной ловли). Но хотя крестьянство и городская беднота не добились существенного улучшения своего материального положения, они дали великий урок многим поколениям. Революционные массы, поднявшиеся на героическую борьбу, те великие революционеры, которые шли во главе гуситского революционного движения, показали всему народу, что только в результате неуклонной классовой борьбы с эксплуататорами может быть создано общество, основанное на справедливости. Гуситское революционное движение стало источником наших революционных традиций.

Гуситское революционное движение послужило образцом и примером для трудящихся нашей страны, вдохновляло их в их вековой борьбе с эксплуататорами. В течение столетий красная чаша гуситских революционных знамен звала эксплуатируемых на борьбу. Красной нитью проходят через историю Чехии гуситские традиции, в которых черпали силу прогрессивные элементы и которые вызывали бешеную ярость реакционеров.

Чешские горожане XV века не забывали о национальных, патриотических принципах гуситства. Напоминанием о героизме гуситов звучало «Письмо старых чехов, подлинно любящих истину христову и чешский язык и их защищающих» [215] AČ, XX, str. 557–563. . Этот документ был написан в 1469 году, когда на Чехию снова нахлынули крестоносные армии и когда чешский народ под руководством Иржи Падебрада оборонялся от захватчиков-крестоносцев и нового («Зеленогорского») панского объединения. «В те годы, — говорится в «Письме», — вторгся в Чехию жестокий враг истины христовой, император Сигизмунд, тот, кто держал в своей мощной руке все соседние страны. И вел он бесчисленное войско, конное и пешее, он уповал на свою мощь и не сомневался в победе; тогда горсточка верных чехов со славной памяти братом Жижкой, безоружных и нагих, одетых только верой христовой и усиленных небесной помощью и святой кровью христовой, прогнала эти многочисленные войска и нанесла им поражение… О превосходный народ чешский, о доблестный чешский народ, о народ воинственный, не теряй же напрасно — так легко и так беззаботно — великие дары божьи, но поднимись вместе с нами, помоги нам защищать и отстаивать истину христову!» [216] AČ, XX, str. 562. Этот пламенный манифест, поднимавший чешский народ на отечественную войну против крестоносцев, основывается непосредственно на гуситских традициях. Пример гуситских «божьих бойцов» укреплял боевой дух чешского народа, придавал ему мужество.

С этим революционным пониманием гуситской традиции в XV веке не имеет ничего общего культ гуситства в официальной утраквистской церкви, старавшейся лишить гуситскую традицию ее революционного содержания. С той же точки зрения, то есть расценивая гуситство только как движение религиозно-реформационное, подходила к гуситской традиции протестантская церковь XVI века. Это была совершенно сознательная попытка извратить революционный смысл гуситской традиции.

Свою связь с гуситским революционным движением признала с самого своего возникновения и община «чешских братьев», куда входили представители крестьянства, проявлявшие таким образом свою тайную ненависть к феодальному порядку. Ян Благослав и Ян Амос Коменский, выдающиеся представители общины, с неизменной симпатией отзываются о выдающихся деятелях гуситского революционного движения, и притом не только о Яне Гусе, но и о самых революционных проповедниках-хилиастах. У Коменского, в его «Истории тяжелых обид, нанесенных чешской церкви» [217] J. A. Komenský, Historie o těžkých protivenstvích církve české, kap. 14. v. , мы в числе мучеников находим имя Мартина Гуски; а Тума Пржелоучский вспоминает о «клокотских мучениках». И то, что при самом своем возникновении община «чешских братьев» под покровом еретических воззрений таила идеи классовой борьбы, свидетельствует рассказ, содержащийся в «Истории» Благослава. Несколько человек, вышедших из общины, послали письмо королю Владиславу Ягеллончику (1471–1516 годы), заявив, будто бы «чешские братья» часто говорят о мести, то есть среди них растет возмущение против властей. Король ответил на это: «Уж не хотят ли они следовать примеру Жижки [буквально «жижковать». — Ред .]; мы обратим на это внимание и не допустим этого» [218] R. Urbánek, Zižka v památkách a úctě lidu českého, str. 70. , после чего он отдал приказ беспощадно преследовать братьев. На основании этого приказа пан Швамберк сжег в Боре шесть приверженцев общины. Характерно, что король прямо связывает попытку «чешских братьев» развязать войну против феодалов с движением гуситов. «Жижковать» — значило подобно народным революционным борцам с оружием в руках идти на борьбу против угнетателей.