Анатолий Воронин - Москва, 1941

Пока это был побочный, но также важный эффект эвакуации учреждений. Численность населения Москвы требовалось существенно сократить. Согласно официальным данным, перед войной население составляло 4 млн 334 тыс. человек (в некоторых источниках называется цифра в 4,5 млн). Это было близко к «расчетной» численности города, которая согласно генеральному плану 1935 года должна была составлять 5 млн к 1960 году. Но этого было недостаточно.

1 июля, практически одновременно с вывозом из Мавзолея тела Ленина, исполком Моссовета принял решение № 26/7 «О порядке эвакуации детей из г. Москвы». В нем говорилось: «Предложить Комиссии по эвакуации детей из Москвы с 03.07.41 ввести порядок составления и утверждения Мосгорисполкомом графиков эвакуации детей за двое суток до проведения эвакуации. Назначить уполномоченными по эвакуации детей от Моссовета: в Рязанскую обл. – Смирнову (зам. председателя Мосгорисполкома), в Тульскую обл. – Орлову (Управление культурно-просветительных предприятий), в Горьковскую обл. – Петрука (трест блочного строительства)» .

Ряд детских садов стали эвакуировать из Москвы буквально сразу после начала войны. Так, детские сады завода «Каучук», в которых находилось 500 детей, получили приказ на эвакуацию уже через час после объявления войны. Такая спешка, из-за которой не успели толком собраться, взять зимние вещи, привела впоследствии к болезням детей.

При самом удачном стечении обстоятельств выезжал почти весь педагогический коллектив. Например, со 150 воспитанниками детского сада газеты «Правда» в эвакуацию отправились 13 человек персонала – заведующая, методист, музыкальный работник, шесть воспитателей, три технические работницы и медсестра. Однако даже в этом случае на каждого взрослого приходилось по 12 детей, и достичь оптимального для условий дороги соотношения 1:5 не удавалось.

Первоначально предполагалось, что эвакуация будет недолгой и недалекой – почти выезд на дачу. Ряд детских садов выезжал в восточные районы Московской области: Зарайский, Егорьевский, Орехово-Зуевский, но были те, кого отправили в Наро-Фоминский – на запад. Примерно так же проходила и эвакуация из Ленинграда, в результате чего эвакуированные в близлежащие районы все равно оказались внутри блокадного кольца.

Как мы видим, отправляли не столько в восточные районы, сколько просто из Москвы, чтобы вывести детские сады из-под бомбардировок. Постоянно прятать детей в убежища было слишком сложно. В 1940 году в городе было 943 детских сада, в которых воспитывались 64 989 детей; при этом более 70 % детей посещали ведомственные дошкольные учреждения. 24–25 июня 1941 года была организована тренировочная воздушная тревога, к которой дошкольные работники и дети оказались не готовы, что и вызвало необходимость принимать срочные меры для исправления ситуации. Воспитатели самостоятельно разбивали бомбоубежище на сектора для большего удобства размещения ребят, преподносили дошкольникам меры ПВО как игру, и вскоре дети охотно и организованно стали выполнять требования взрослых.

Как правило, детей до трех лет отправляли вместе с матерями, а те, кто постарше, вывозились вместе с детскими садами.

Многие пытались устроиться сопровождающими, чтобы оставаться вместе со своим ребенком. Случалось так, что директора заводов навязывали детским садам сопровождающих из родителей, оставляя в Москве профессиональных педагогов. Ведь количество ставок было ограничено, все сопровождающие детей должны были быть в штате детских учреждений, поэтому приходилось делать нелегкий выбор между работниками детсада и родителями детей.

В такой интернат, организованный школой № 366, уехал младший брат Галины Галкиной, Геннадий, которому было 12 лет, а старшая сестра Анфиса поехала туда работать вожатой в числе пятерых учеников 10 класса. Сама Галя Галкина присоединилась к ним позже.

В ряде случаев на местах организовывали новые детские учреждения, где работали местные жители, в этом случае коллектив московского детского сада никуда не выезжал и оставался фактически без работы.

Зинаиде Пастернак удалось получить справку в домоуправлении, что возраст ее сына меньше, чем указан в метрике, а значит, она может ехать с ним. Борис Пастернак в письме Ольге Фрейденберг 9 июля рассказывает об их отъезде: «Пишу тебе совсем в слезах, но, представь себе, о первой радости и первой миновавшей страсти в ряду предстоящего нам: Зину взяли работницей в эшелон, с которым эвакуируют Леничку, и таким образом, он с божьей помощью будет не один и будет знать, кто он и что он. Сейчас их отправляют, и я расстанусь со всем, для чего я последнее время жил и существовал» . Эшелон с детьми писателей сразу отправился далеко от Москвы в город Чистополь, стоящий почти в устье впадающей в Волгу реки Камы. Туда же позже были эвакуированы и писатели, как Марина Цветаева в августе, так и осенью, как воссоединившийся с семьей Пастернак.

16 июля из Москвы в «исключительных условиях» , в мягком купейном вагоне, выехал Вернадский с семьей, направляясь в эвакуацию в государственный санаторий Боровое, находящийся в Акмолинской области Казахской ССР. Этим же поездом из столицы вывозили детей академических служащих – 50–60 человек. Несмотря на постоянные пропуски военных эшелонов, доехали быстро – 24 июля уже были на месте.

Как вспоминала Галина Галкина, родители привезли детей на пристань, где их посадили в трюм баржи и отправили по реке в Воскресенский район Московской области. Путь занял три дня, питание не было организовано, не хватало воды. Уже на месте детям пришлось спать на соломе, а взрослые не могли приготовить кашу – то не было котлов, то не могли точно определить, сколько надо крупы и воды на такое число детей. «Догадались обратиться за помощью в воинские части, расположенные вблизи, и солдатский повар быстро научил женщин и девушек как рассчитывать продукты при приготовлении еды на большое количество людей. Через несколько дней детей интерната перевели в помещение сельской школы, где было две классные комнаты, в которых сделали палаты для мальчиков и девочек. Еще была учительская комната и другие службы. Для отопления имелась печка. Постепенно все обустроилось, стали завозить продукты. Здесь появились кровати, постельное белье, посуда и другое имущество. Все это доставляли по распоряжению правительства и с помощью местных органов власти» .

Первое время, во время ночных бомбардировок Москвы, детей продолжали выводить на улицу, но из-за этого они не высыпались. Кроме того, дети видели большое зарево над Москвой и очень боялись за своих родных. Потом детей перестали поднимать, не спали только дежурные – они сидели около радио и слушали объявления о воздушной тревоге и отбое.