Анатолий Воронин - Москва, 1941

«…нас [6-ю ДНО] влили в 24 армию, потому что нам нужен был какой-то хозяин… До этого у нас были небольшие бои. Мы уничтожали крупные десантные отряды. Говорили, что это десанты с самолетов, но по-моему, это были просто прорвавшиеся группировки немцев… Потом мы один батальон давали для действий в 107 дивизии… В этом батальоне было до 700 штыков… Потери в батальоне были порядочные: вместе с ранеными человек до 200, из комсостава погиб один политрук Жогов из Наркоминдела… Для взятия Ельни мы по приказу командира дивизии на основе приказа армии послали отряд в 500 человек» , – рассказывал в 1943 году комиссии по истории обороны Москвы подполковник Аркадий Григорьевич Перченков.

21-я ДНО после выхода в начале июля из Москвы сосредоточилась в 40 км западнее от столицы, где проходила обучение. 24 июля там было организовано вручение боевых знамен, пожалуй, они получили знамена первыми из московских добровольцев. После завершения комплектования подразделений и частей личным составом, боевой техникой и материальными средствами дивизия 15 августа покинула место формирования и через три дня вошла в состав 33-й армии. В конце августа она получила общевойсковой номер и стала 173-й стрелковой дивизией.

Но постепенно дивизии народного ополчения вооружались и перевооружались, проходили боевую учебу, и в сентябре 1941 года это были вполне боеспособные подразделения, примерно такие же, как и другие дивизии, сформированные после начала войны. К октябрю все они получили общевойсковые номера.

Отметим, что местом расположения штаба Резервного фронта указывался Гжатск, при этом штаб Западного фронта располагался совсем рядом, в Вязьме. Там же, в Вязьме, находился штаб 32-й армии Резервного фронта, а штаб 24-й армии Резервного фронта – в 20 км западнее в Семлево. Два фронта располагались слишком близко друг к другу, что было очень плохо: тылы Западного фронта иной раз оказывались среди боевых порядков Резервного фронта. Это обстоятельство самым негативным образом сказалось в октябре 1941 года, во время операции «Тайфун». Первый стратегический эшелон (Западный фронт) имел небольшую глубину и невысокую плотность сил и средств, а стратегический резерв (армии Резервного фронта) – неудачное расположение. Войска его частью сил находились в первом стратегическом эшелоне на флангах Западного фронта, а основными силами – в его тылу. Такое построение затрудняло организацию взаимодействия между фронтами, усложняло управление войсками и сковывало маневр Западного фронта.

Надо отметить, что такая ситуация сложилась из-за того, что Резервный фронт выстроился вдоль оборонительного рубежа, который, как мы знаем, был выбран еще до войны и спешно оборудовался противотанковыми преградами и огневыми точками. А Западный фронт оказался в том положении, в каком его «оставило» июльское немецкое наступление.

Момент образования Резервного фронта совпал с жестокими поражениями на Западном направлении под Смоленском, Ярцевом и Ельней.

«11 июля пять дивизий северного крыла 2-й танковой группы форсировали Днепр на узком участке и в последующие дни стремительно развивали успех, имея целью выйти на рубеж Ельня (80 километров юго-восточнее Смоленска) – Ярцево», – описывал эти события командующий 3-й танковой группой Герман Гот. Это позволило бы окружить группировку советских войск возле Смоленска.

«Передовым частям группы Гудериана около 16.00 15.7. удалось быстро сбить части 16 А с рубежа Хохлово, Красногорка, а затем и части смоленского гарнизона, оборонявшего рубеж Верхнеясенная, Алексино, Вишенная и к исходу дня занять южную часть Смоленска» – отмечалось в заключении военно-экспертной комиссии по вопросу оставления Смоленска нашими войсками 15–16.07.1941 г. Бои за сам город оказались очень скоротечны и вылились в форму разрозненных боев с противником. Взорвав мосты через Днепр, войска, не успев организовать оборону Смоленска, отошли и еще некоторое время пытались контратаковать, чтобы вернуть контроль над этим важным городом, но безуспешно. Геббельс писал: «Смоленск – это взломанная дверь. Германская армия открыла себе путь в глубь России. Исход войны предрешен» .

Вермахту способствовал успех, и 15 июля XXXIX танковый корпус вышел на магистраль Москва – Минск, а уже 19 июля танки Гудериана заняли Ельню, что привело к образованию так называемого Ельнинского выступа.

Отметим, что через Ельню проходил строящийся оборонительный рубеж, от Осташкова до Брянска. Здесь уже находились бригады рабочих, студенты, которых пришлось срочно отводить в тыл. Аналогичная ситуация сложилась в районе Ярцева. Выдвинувшиеся передовые немецкие части были приняты за «десант», слух о котором привел к катастрофическим последствиям: строители побросали оборудование, частично его уничтожили и устремились на восток.

«В 4 часа я лично вижу, что народ бросает все, садится на лошадей (местное население было на своих лошадях) и лошади как бешеные мчатся. Начинаем узнавать в чем дело. Оказывается, несколько местных милиционеров объезжали трассу строительства и говорили: немедленно уезжайте, высадились немцы. Народ, напуганный, бежал. Наши рабочие тоже на это дело подались. Часа 1,5–2 появились несколько генералов и полковников и говорили: немедленно снимайте людей и отправляйтесь сами, потому что рядом немцы, и мы можем открыть стрельбу. Мы экстренно разработали план отступления, наметили Сычёвку, дали несколько маршрутов движения с тем, чтобы у нас не было затора, и чтобы при возможности нападения было меньше потерь», – вспоминал о событиях 22 июля главный инженер треста «Мосжилстрой» Георгий Евгеньевич Пащенко. Штаб треста находился на станции Игоревская, всего в нескольких десятках километров от Ярцева и немецких войск. Эвакуировать оборудование по большей части не смогли, и, хотя боевых действий на участках строительства не было, оно пропало, оказалось сломанным. Это отступление и последующее сосредоточение строительства на тыловом рубеже в районе Сычёвки сказалось в итоге на готовности первой линии, ее несколько раз достраивали, меняли расположение огневых точек, но так и не закончили должным образом. Укрепления в районе Холм-Жирковского оказались значительно слабее, чем на других участках.

Под Ельней работал 31-й трест, который проявил себя гораздо хуже – его руководители бежали в Москву. Их поступок не остался незамеченным и был разобран на заседания Бюро Киевского РК ВКП(б) от 8 августа 1941 года: «31 стройтрест совместно со своими конторами получил спецзадание на строительство спецобъектов вне Москвы. На выполнение данного задания направлено было несколько тысяч рабочих. 18 июля по строительству было дано указание командования об отходе с объекта, о вводе рабочих и оборудования из угрожаемого места. Место назначения указывалось примерно в 20 километрах от первоначального места работы в село Коробец.