Юлиус Велльхаузен - Арабский халифат. Золотой век ислама

В 97 году от хиджры. Но он также сохранил верховное командование в Ираке.

Его дядя ребенком присутствовал в Дабике и после восшествия Умара добыл несколько золотых монет.

Библейские имена, которые он дал своим сыновьям, вероятно, являются еще одним доказательством благочестивости этого халифа. У других Омейядов того периода они встречаются редко. Его собственное имя – Сулейман, – разумеется, не было его выбором.

Согласно рассказу аль-Вакиди, умирающий Сулейман лично сделал то же самое, что Раджа повторил в мечети после его смерти. Явный повтор.

Конечно, в его правление именно из Испании вышли войска, чтобы захватить и затем укрепить Нарбонну.

«Из-за религиозного фанатизма любые политические суждения были для него невозможны; и даже если нельзя оспаривать, что некоторые из его указов способствовали продвижению ислама как такового, тем не менее почти все остальное, что бы он ни делал, в основном приводило к полной дезорганизации государства, которое к тому времени приобрело светский характер. Не зря же византийцы, народ, в то время самый приспособленный к политике, считали основополагающим принципом, что государство может быть поддерживаемо только теми средствами, на которых оно и было основано изначально. Однако Умар хотел заменить в высшей степени прагматичные основы управления, характерные для преемников Муавии, идеалистической точкой зрения, усвоенной им из Корана и преданий. И если бы только это намерение, само по себе достойное похвалы, осуществлялось им хотя бы с умеренным пониманием реальных обстоятельств! Но благочестивый халиф настолько увяз в избитых предрассудках своего богословского кружка, что даже не пытался прибегнуть к разуму, применяя руководящие идеи Корана к греховному миру. Его бесхитростная логика говорила лишь, что в том состоит Божья воля, чтобы все было устроено так-то и так-то, обязаны выплачивать до той поры, а лишь гораздо менее обременительную десятину. Естественным следствием этой меры стало увеличение дефицита государственных доходов, а кроме того, она была непрактичной в том смысле, что преимущество, данное тем, кто до сей поры не владел ни землей, ни собственностью и теперь уже не имел возможности нажить ни того ни другого, сразу же приобрело характер privilegium odiosum («ненавистная привилегия» – особое правовое положение, связанное с ущербом для его обладателя. – Пер.). А тот факт, что для последних одновременно предусматривалось некоторое возмещение путем еще более строгого упорядочения системы ежегодных выплат, не представлял особой важности, так как эти выплаты были сравнительно невелики, хотя и стоили правительству постоянной потери доходов из-за огромного роста числа новообращенных. И вдобавок ко всем этим мерам, практически исчерпавшим государственную казну, в конце концов было обнародовано распоряжение, продиктованное гуманным, но непрактичным чувством справедливости, о том, что все излишние суммы, собранные с подданных незаконными поборами, должны быть возвращены пострадавшим. Применялся ли этот указ хотя бы в отдельных случаях, нам неизвестно, но также самый нечистый на руку чиновник не мог и помыслить себе лучшей возможности для безнаказанного разграбления государственной казны». Так у Мюллера в «Истории ислама», в общих чертах повторяющего Кремера.

«Территория Ас-Савада составляет 10 тысяч квадратных парасангов, парасанг – 10 тысяч общих или 9 тысяч хашимидских мер длины. Квадратный парасанг состоит из 22 500 джарибов, таким образом, 10 тысяч квадратных парасангов равны 225 миллионам джарибов. При оценке земли из этой площади вычитается одна треть на овраги, холмы, солончаки, болота, дороги, русла рек, границы городов и т. д., каковая треть составляет 76 миллионов, то есть на поля приходится 150 миллионов. Из них половина лежит под паром, другая возделывается. Однако к ним следует добавить (для целей налогообложения) пальмы, виноградные лозы и другие деревья, разбросанные по всей земле (по всем трем третям), которые не оцениваются в соответствии с площадью полей». Так говорит Кудама. На то, что оценка целой площади явно ошибочна и завышена, указал Герман Вагнер.

В Хорасане всегда говорили «джизья», а не «харадж», второе слово чаще использовалось в других провинциях. В книге о податях Яхьи ибн Адама используются оба слова, ни одному из них не отдается предпочтения. Там вполне обычно встретить выражение «джизья с земли».

Так же и у нас (немцев) раньше ферма освобождалась от налогов, если ее приобретал дворянин, поскольку, как дворянин, он не был обязан платить налоги.

Так же подушная подать не взималась с новых мусульман – мавали – в Куфе и Басре. Они чувствовали себя обойденными только потому, что их не зачисляли в реестр воинов и не выплачивали им ежегодного пенсиона, и в этом отношении они стремились к равным правам с арабами.

Аль-Хакам ибн Айюб ас-Сакафи был представителем аль-Хадж-жаджа в Басре.

«Которая еще не путешествовала».

Хасан аль-Басри, кади во времена Умара II, тоже был мавла.

Здесь одно и то же выражение используется и для земельного, и для подушного налога.

Считается само собой разумеющимся, что новые мусульмане перебирались в один из арабских гарнизонных городов. Только язычники придерживались своей прежней религии.

Перевод Кремера невразумителен.

Здесь джизьей также называется земельный налог.

К тому, что Ибн Асакир говорит об исчезновении земельной собственности, можно добавить тот примечательный факт, который мы находим у аль-Балазури и Яхьи. «Умар ибн аль-Хаттаб превратил в государственные земли в Ас-Саваде собственность тех, кто пал в бою, тех, кто бежал, собственность персидского царя и его приверженцев, а также почту и болота. Доход от них составил 7 миллионов дирхемов. Но во времена аль-Хаджжаджа, после битвы при Джамаджиме, люди сожгли диван (старый документ со сведениями, касающимися прав и владений), и все взяли себе то, что смогли прибрать к рукам». Таким образом имения оказались в опасности не только из-за того, что халифы раздавали их по частям. В народе назревал общий гнев против латифундий, сосредоточенных в руках государства, правителей и высоких сановников. Он пытался уничтожить или затушевать исторические правооснования, на которые опиралось ненавистное им право владения.