Мира Радоевич - Сербия в Великой войне 1914 – 1918 гг

Информация, поступавшая на протяжении июля 1914 года в Лондон, не оставляла много места для надежды, что большой войны можно избежать. Однако и помимо Эдварда Грея имелись влиятельные политики, надеявшиеся на силу дипломатии. Премьер-министр Герберт Асквит не верил, что убийство эрцгерцога Франца Фердинанда может вызвать серьезные нарушения порядка в Европе, и был спокоен. Дэвид Ллойд Джордж, управляющий государственного казначейства, осознавая возможные последствия, все же надеялся, что возникший кризис будет преодолен [163]. Уинстон Черчилль, первый лорд Адмиралтейства, не считал, что покушение в Сараево является введением в войну, хотя определял его как событие «достаточно мощное, чтобы всех вразумить». Выступая за предотвращение конфликта между Россией и Австро-Венгрией дипломатическими средствами, он замечал, что «глаза Германии вдруг загорелись особым огнем», однако не считал, что и Великобритания будет втянута и войну. Действия Лондона были парализованы заявлениями Австро-Венгрии о том, что Сербии должна безусловно и безоговорочно принять ультиматум. Неготовностью Германии к сотрудничеству, чтобы погасить кризис, отказам России вести с Веной прямые переговоры о разрешении кризиса, а также нежеланием Франции, как и самой Великобритании, непосредственно включаться в конфликт до тех пор, пока существует надежда, что его разрешить смогут Австро-Венгрия и Сербия сами. Действия последовали тогда лишь, когда всем стало известно содержание австро-венгерского ультиматума Сербии, ясно свидетельствовавшее, что Вена хочет войны, а Берлин ее и этом поддерживает [164].

Получив ультиматум, сербские власти поняли, какие последствия возникший кризис мог бы иметь в ее отношениях с Двойной монархией [165]. Никола Пашич ознакомил с его содержанием политические и военные верхи, а также дипломатических представителей союзных государств. В обращении к российскому царю было подчеркнуто, что Австро-Венгрия концентрирует войска на границе с Сербией и что нападение с ее стороны может последовать в любой момент по истечении отведенного на ответ срока. С объяснением, что Сербия не в состоянии сама защититься, к царю была обращена просьба «как можно раньше предоставить свою помощь». Британского посла просили, чтобы его правительство оказало воздействие на правящие круги Вены с целью «уравновесить требования» Австро-Венгрии [166]. После проведенных обсуждений все министры правительства, королевский двор, армия и руководители партий согласились с тем, что согласие на требования Австро-Венгрии, чтобы ее полицейские органы искали виновных за покушение на территории Сербии, явилось бы угрозой для независимости государства. Понимание, что Сербии не был оставлен выход, содержался в словах, которыми текст ультиматума комментировал министр Лазарь Пачу: «Не остается ничего иного, как погибать».

Союзнические силы великих держав советовали проявлять сдержанность, при этом не ограничивая свободы в формулировках ответа. Однако на тот момент, 25 июля, когда председатель правительства передавал миролюбивый ответ австро-венгерскому послу, Королевство Сербия не знало, на какую поддержку союзников может рассчитывать в случае войны с Австро-Венгрией [167]. Сербский ответ на устрашающий ультиматум удивил всех. Даже германский император счел его миролюбивым до такой степени, что он мог быть приемлемым для властей Австро-Венгрии, Вильгельм II отметил, что таким образом «исчезает повод для войны» и что сам он после такого ответа никогда бы не «объявлял мобилизацию». Великобритания предлагала решить спор за столом конференции, и так сдержать неконтролируемое расширение кризиса» [168].

Отвечая на требования, сербское правительства сначала пыталось показать бессмысленность тех пунктов ультиматума, в которых содержались обвинения, что Сербия по отношению к Австро-Венгрии вела себя враждебно и не выполнила обязанностей, которые на нее возлагались после завершения Аннексионного кризиса. Утверждая, что протесты против аннексии Боснии и Герцеговины «пресечены» заявлением от 31 марта 1909 года и что органы власти Сербии не предпринимали мер и действий, целью которых было бы «изменение политического и правового положения в Боснии и Герцеговине» 1908 года. Оно отвергало обвинения по поводу продолжительного враждебного отношения к Австро-Венгрии и то же время указывало на усилия, которые были предприняты ради того, чтобы развивать с могущественным соседом отношения, которые способствуют миру в Европе. Оно также снимало с себя ответственность за «манифестации частного характера», за появление текстов, которые Вена толковала как враждебные, за манифестации, не подлежащие контролю государства, пропагандистские действия патриотических обществ и организаций. Не принимая обвинений, которые связывали его c организацией покушения, сербское правительство выражала готовность сотрудничать и проявлять максимальную корректность в следственных действиях против лиц, причастных к покушению. Более того, оно обязывалось предать суду любого из сербских подданных, «независимо от его статуса и ранга, за участие в сараевском преступлении, если будут представлены доказательства». И, наконец, оно было готово на страницах «Сербских новостей» ( Српских новина ) опубликовать незначительно откорректированное заявление, которого требовала Вена [169].

Во имя мира сербское правительство обязывалось уже при Первом созыве Народной скупщины ввести в Закон о печати определение, в соответствии с которым наистрожайше карались бы провокации, возбуждающие ненависть и презрение к Австро-Венгрии, подлежали бы запрету и изъятию публикации, направленные «против территориальной целостности» Двойной монархии. Хотя и подчеркивало, что доказательства антиавстрийской деятельности «Народной обороны» отсутствуют, правительство соглашалось распустить это патриотическое общество. То же самое — по отношению к иным организациям, которые бы Вена определила как действующие против интересов Австро-Венгрии. В ответе на ультиматум правительство Сербии выразило готовность из программ народного просвещения убрать «все, что служит или могло бы послужить усилению пропаганды против Австро-Венгрии, если по этому поводу ему будут предоставлены доказательства Императорско-королевской власти из Вены». Вполне ясно выражено было намерение сербского правительства отстранить от службы офицеров и чиновников, в отношении которых «сербскими следственными органами будут получены доказательства, что они виновны в деяниях, направленных против сохранения территориальной целостности Австро-Венгерской монархии», а власти Вены предоставят их имена и укажут на незаконные деяния, ими совершенные. Вечером того же дня, когда был получен ультиматум, сербское правительство дало распоряжение арестовать майора Воислава Танкосича и других упоминавшихся в ультиматуме лиц, запросив у Вены, чтобы как можно скорее были предоставлены доказательства их виновности. Наряду с этим сербское правительство обязывалось «усилить и расширить меры» по предотвращению нелегального оборота оружия через границу с Боснией и Герцеговиной, а также предоставить «добровольные объяснения» относительно заверений, которые после покушения в Сараево давали его чиновники внутри страны и за рубежом и которые, по мнению Вены, были враждебными.