Мира Радоевич - Сербия в Великой войне 1914 – 1918 гг

В момент, когда Сербия получила объявление войны, у нее формальных было только два союзника: Черногория и Греция, с которыми имелись договорные отношения, имеющие силу и в случае войны. Кроме того, Королевство Сербия «тесно сотрудничала с Россией» [231].

Между тем, лишь Черногория была готова выполнять союзнические обязательства, тогда как Греция объявила о нейтралитете, объясняя, что п. 1. Военной конвенции касается только оказания помощи в случае нападения, которое бы осуществила Болгария [232]. И такое положение сохранялось на протяжении всей войны. Хотя Сербия прилагала сверхчеловеческие усилия, чтобы защитить государственную независимость, связывая судьбу свою с победой сил Антанты, великие державы не поддержали упорных настояний Николы Пашича, чтобы за ней официально был признан статус государства-союзника. Этому последовательно противилась и наибольшая защитница сербов — Россия [233].

Сербия финансовые нужды для ведения навязанной войны попыталась удовлетворить в своих эмиссионных банках, используя все средства, разрешенные Законом о продлении преференций Национального банка от 1908 года. Но так как последствия Балканских войн не были санированы, а при этом началась и новая война, министерству финансов не удалось собрать более 58 % от запланированных доходов. Одновременно оказалось, что и союзники не готовы были финансово поддержать Сербию. Материальных средств, выданных по 5 % займу в 1913 году, в размера 258 миллионов франков золотом и предназначенных для устранения последствий, которые возникли в результате Балканских войн, было недостаточно, чтобы покрыть расходы, связанные со вступлением в войну. Никола Пашич непосредственно после вручения ноты от 28 июля 1914 года поручил Миленку Весничу, послу и Париже, «чтобы тот попросил финансовой помощи у французского правительства. Но, как ответил министр финансов, «такие расходы не были предусмотрены в бюджете на текущий год» и Франция отказала Сербии в предоставлении займа, а таким образом и в финансовой поддержке ее военных усилий. Решение не изменилось даже после давления, которое на Сенат оказал влиятельный Жорж Клемансо. Большее понимание ситуации, в которой оказалась Сербия, пришло лишь после 3 августа 1914 года, когда немцы объявили войну Франции. Потребность иметь надежного военного союзника повлияла на правительство Франции, и оно в срочном порядке одобрила для Сербии заем в размере 100 миллионов французских франков золотом [234].

Сербии с самого начала войны союзники постоянно выдвигали требования, чтобы она часть своей территории — прежде всего области, присоединенные в итоге Балканских войн, уступить Болгарии ради того, чтобы ее склонить к вступлению в войну на стороне Антанты. Болгария считалась страной, важной для обеих военных коалиций не только на Балканах, но и в более широких их планах. С одной стороны, ее воспринимали как своего рода стратегический коридор, который соединяет Сербию и, соответственно, западных союзников с Россией. Важным было привлечение Болгарии также потому, что ее решение повлияло бы на выбор Румынии и других государств региона [235].

Россия уже в начале войны попыталась на основании территориальных компенсаций заручиться военной поддержкой Болгарии, правительство которой 1 августа 1914 года подтвердило объявленное прежде решение о нейтралитете. В соответствии с такой политикой, российский министр иностранных дел Сазонов 5 августа 1914 года предложил правительству Сербии срочно устранить все недоразумения с Болгарией и помириться. По его мнению, Болгарию за активную помощь в борьбе против Австро-Венгрии следовало отблагодарить частью территории, по линии Крива Паланка — Охрид (со Стругой), а за «дружественный нейтралитет» уступить Штип, Радовиште и пространство до Вардара. В связи с этим предложением Россия обязывалась, что по окончании войны поддержит Сербию в реализации ее «национальных идеалов». Министр Сазонов принося в жертву территорию Сербии, пытался способствовать осуществлению «мечты жизни» России — достичь всеславянского братства и прочной дружбы между сербами и болгарами. В Петрограде существовало убеждение, что это единственный способ в ближайшем будущем избежать военного краха Сербии, а балканский вопрос решить без участия союзников и в соответствии с интересами России. Для самого Николы Пашича российский план не был реальным. По мнению этого опытного политика и хорошего знатока политических обстоятельств вокруг Сербии, правящие круги Болгарии, болезненно переживавшие поражение во Второй балканской войне и побуждаемые общим настроением нации, стремились использовать первый подходящий момент для военного реванша над Сербией и отторжения Македонии. Но все же, чтобы удовлетворить союзников, в ответе, данном 6 августа 1914 года, он намекнул о готовности Сербии взамен за «доброжелательный нейтралитет» по окончании войны и при согласии союзников уступить Болгарии Штип и Радовиште с территорией от Брегальницы до горы Градешкой. При этом Пашич считал, что уступки должны сделать и Румыния, и Греция, а не только Сербия [236].

После победы на Цере нажимы на Сербию, чтобы она уступила Болгарии часть территорий, полученных в результате Балканских войн, несколько ослабли, но не прекратились. С еще большей настойчивостью они возобновились в начале ноября 1914 года, чему поспособствовало вступление Турции в войну на стороне Центральных сил и одновременно повышение стратегической значимости Болгарии для обоих противостоящих лагерей. Уже 4 ноября 1914 года министр Сазонов в качестве компенсации предлагал Софии часть Фракии по линии Энос — Мидия за участие в войне против Турции, а также часть Македонии по линии Крива Паланка — Охрид в качестве уступки за военные действия, которые болгарские войска вели бы совместно с сербской армией. Сделанных предложений все же было недостаточно, чтобы Болгария изменила позицию относительно нейтралитета и вступила в войну на стороне сил Антанты. В то же время, несмотря на тяжелую ситуацию на фронте, и сербское правительство не было готово к уступкам.

После победы в Колубарской битве на некоторое время спала дипломатическая активность союзников по вовлечению Болгарии в войну, ослабло также давление, которое союзники оказывали на Сербию. Между тем, требования России послужили в течение последующих военных месяцев основой, на которой и другие союзнические государства дипломатически «давили» на Сербию, требуя уступок, которые бы удовлетворили Софию и повлияли на ее решение вступить в войну против Центральных сил.

Переговоры, которые союзники вели с Италией и Румынией, касались также территорий, населенных южными славянами — Восточное побережье Адриатики и Банат, но проходили они без консультаций с сербским правительством. Российский министр иностранных дел Сазонов уже 7 августа 1914 года в обмен на вступление в войну против Австро-Венгрии предлагал Италии Трет (Триест), Трентино и доминирующее положение на Адриатическом море. Поскольку в тот момент невозможно было с уверенностью предвидеть, кто выйдет из начатой войны победителем, Рим колебался, на какую сторону стать. Из этих соображений правительство Италии в ответе от 13 августа 1914 года сообщило, что Италия не примкнет к военным устремлениям Австро-Венгрии и Германии и что в сложившихся обстоятельствах останется нейтральной. Такое решение усилило позиции Италии, а ее правительству предоставило возможность начать переговоры со всеми противоборствующими сторонами. Критерии для принятия решения были очень простыми, основывающимися на том, «кто больше даст» и кто имеет «больше шансов» выйти из войны победителем [237]. В сущности, Италию больше всего устраивало, чтобы война завершилась значительным ослаблением Габсбургской монархии, а также чтобы в послевоенной Европе установилось равновесие сил и влияния великих держав. Что же касается Балкан, то y нее были нескрываемые намерения завладеть восточным побережьем Адриатики, безоговорочно господствовать на всем Адриатическом море, превратив его в итальянское озеро, и доминировать на балканском пространстве. В достижении указанных целей, вероятно, больше всего можно было получить, примкнув к Антанте и участвуя в войне против Австро-Венгрии.