Александр Речкалов - Русь: путь к Украине. Украинские земли в составе Польши и Литвы. Книга 1

Более точно границы Киевской земли того периода определяет Ф. М. Шабульдо. Со ссылкой на датируемый 1396 г. «Список русских городов дальних и ближних» он пишет: «Для второй половины XIV в. за южную границу Киевского княжества можно условно принять на Левобережье течение р. Ворсклы, а на правом берегу Днепра линию, проходившую по р. Тясьмин, далее на запад несколько южнее Звенигородка до водораздела Южного Буга, Тетерева и Случи». К концу же XIV столетия в результате дальнейшего территориального роста рубежи княжества на северо-востоке доходили уже до верховьев р. Тихая Сосна (правый приток Северского Донца). В то же время границы княжества на юге были неустойчивыми и во многом зависели от силы натиска ордынцев и сопротивления ему населения юго-западной Руси.

О том, как строились взаимоотношения Киевского княжества с центральной властью в Вильно, можно судить по великокняжеским уставным грамотам более поздних периодов. Путем тщательного анализа ученым удалось выделить из этих документов статьи, текст которых восходил еще к первым соглашениям киевского боярства с литовскими князьями времен Гедимина и Ольгерда. По мнению Шабульдо, к таким статьям относятся гарантии, данные правительством Литвы относительно территориальной целостности Киевской земли и монопольного права местного боярства «держать» в ней волости и занимать административные должности: «А волости Киевские Кияном держати, а иному никому. А городки Киевские в нашей воли: Кияном будем давати, кому ся будет годити». Древнейшими, полагает этот автор, являются и статьи, подтверждающие права киевской знати относительно земельной собственности и иммунитета от необоснованного преследования со стороны верховной власти: «В церковные люди, в князские и в панские и в боярский, и в земли и во вси приходы не вступатися, а без права нам людей не казнити, а ни губити, а именей не отнимати».

По мере развития городской жизни управление Киевом усложнялось. При князе в столице размещаются вооруженные формирования, а для надлежащей организации обороны по приказу Владимира Ольгердовича на высоком холме над ремесленным Подолом и Княжеской горой вырастает крепкий замок из дубовых бревен, который просуществовал с некоторыми перестройками до середины XVII в.

При Владимире Ольгердовиче, претендовавшем на роль суверенного государя, в Киеве начали чеканить собственную монету. До этого на украинских землях широкое хождение имели своеобразные «евро» средних веков — серебряные монеты чешского происхождения, так называемые пражские гроши (от латинского grossus и итальянского grosso — большой, толстый). Эти высокопробные, изящно сделанные монеты начали чеканиться с 1300 г. и быстро получили распространение в странах Восточной и Центральной Европы. Большие суммы исчислялись в тысячах коп грошей, при этом слово «копа» означало «шестьдесят», соответственно «копа грошей» — шестьдесят грошей. К примеру, компенсация, заплаченная королем Казимиром Великим Яну Люксембургскому за отказ от притязаний на польскую корону, составляла 20 тысяч коп грошей. В ходу в Киеве были и золотые монеты, в основном флорины венгерского происхождения, именуемые в источниках «червоные золотые угорские», а также польские и литовские мелкие серебряные монеты, полугроши и денарии.

Чеканившиеся с именем князя Владимира киевские денарии предназначались в основном для нужд городской торговли, но из-за высокого содержания в них серебра, эти монеты получили распространение по всему Поднепровью. Отличительной особенностью первого выпуска киевских монет конца 1370-х — начала 1380-х гг. было изображение на них тамги — символа верховной власти хана, указывавшего на сохранявшуюся в то время зависимость Киевского княжества от Золотой Орды.

Сам Владимир Ольгердович, по оценке В. Антоновича, «…не принимал участия в распрях, волновавших Гедиминовичей в других областях великого княжества, и, очевидно, предан был исключительно интересам своей земли. Из дошедших до нас известий видно, что он заботился весьма ревностно о судьбе православной церкви». Эта характеристика киевского историка вполне справедлива, а отмеченная им отстраненность князя от внутриполитических событий Литовского государства позволила Владимиру Ольгердовичу удержаться во главе Киевского удела на протяжении трех десятилетий и оставить о себе добрую память среди киевлян. Сведения о жизни и деятельности князя Владимира на этом не исчерпываются. По ходу дальнейшего повествования мы будем обращать на них внимание, а пока обратимся к событиям в оказавшейся под властью Польского и Венгерского королевств Червоной Руси.

Через два года после восшествия на польский престол в 1372 г. король Людовик назначил для Галичины отдельного управителя — своего племянника Владислава Опольского (в польской традиции — Опольчика), происходившего из силезских князей. В течение шести последующих лет Владислав с титулом «господарь Руской земли, вечный дедич и самодержец» правил Червоной Русью на правах последнего галицкого князя под верховной властью венгерского короля. В период своего правления Владислав Опольский проводил в Галичине активную колонизаторскую политику, основывал многочисленные города и села, привлекал в них польских и немецких колонистов. По оценке польского историка Вл. Грабеньского, князь «…управлял Русью в духе Казимира Великого: насаждал в ней католичество и поднимал благосостояние».

Действительно, в 1375 г. в Галиче наряду с православной митрополией было создано католическое архиепископство, с епископскими кафедрами во Владимире, Перемышле и Холме. Через два года Владислав Опольский передал этому архиепископству «город Рогатин, замки Олесько и Тустань с округами, десятину с Львова, десятину от прибылей с соли в Дрогобыче и Жидачове, дом в верхней части Львова». С именем Владислава Опольского связано прибытие в Польшу монахов-паулинов, обосновавшихся в монастыре на Ясной горе близ Ченстоховы, и начало в стране культа Ченстоховской Божьей Матери. Легенда приписывает князю Владиславу вывоз из Белза в монастырь на Ясной горе иконы Богородицы, якобы написанной евангелистом Лукой и подаренной византийским императором Льву Даниловичу Галицкому. Более вероятно, что образ был написан в первой четверти того же XIV в., но это не помешало иконе Ченстоховской Богородицы стать со временем одной из наиболее почитаемых польских святынь, «небесной Королевой Польши». Таким образом, величайшие святыни двух соседних стран — икона Владимирской Божьей матери в России и образ Ченстоховской Богородицы были без лишних церемоний вывезены с территории будущей Украины.