Александр Речкалов - Русь: путь к Украине. Украинские земли в составе Польши и Литвы. Книга 1

Действительно, шанс был, но великие литовские князья не спешили им воспользоваться. Для того чтобы понять, почему это произошло, обратим внимание на положение православия и его главной опоры — Византийской империи — в XIV в. и сопоставим его с условиями, в которых принимала крещение Русь. Как отмечает украинский историк О. Д. Бойко, предпринятое Владимиром Святым в конце IX столетия крещение Руси было явлением, безусловно, прогрессивным. Христианская вера, утверждая равенство перед Богом, закладывала принципиально новые основы всех общественных отношений. В сфере государственности православие стало надежной опорой централизованной державы, в которой христианское единобожие являлось идеологической основой личной власти киевского князя. В межгосударственных отношениях киевский повелитель стал полноценным субъектом международного права, чьи отношения с другими европейскими странами после принятия христианства строились на принципе равноправия. Границы Киевского государства считались неприкосновенными, на поле боя с христианскими противниками воинов-русинов брали в плен, а не в рабство, и т. д. Под влиянием христианства происходило и коренное изменение мировоззрения русинов, их обычаев и общественной морали. Новая вера оказывала содействие развитию письменности, литературы, архитектуры и искусства. В те времена распространение той или иной культуры находилось в тесной связи с вероисповеданием, и все перечисленные факторы, безусловно, могли оказать свое плодотворное влияние и на Литву.

Однако, по мнению Бойко, за столетия, истекшие с момента крещения Руси и до выхода на историческую арену Великого княжества Литовского, византийская модель христианства стала основой не только положительных, но и ряда отрицательных процессов. Потенциал великой византийской цивилизации заметно угасал. Все последние столетия империя не выходила из состояния перманентного кризиса, продуцируя вместо энергии и новаторства традиционализм и консерватизм. Добавим к этому, что в политическом и военном отношении Византия оставалась только бледной тенью могучей некогда империи, а ее повелители в борьбе за трон были вынуждены опираться на помощь турок или генуэзцев. К тому же, в 1369 г. император Иоанн V совершил путешествие в Рим, публично выразил свое повиновение папе и был обращен в католическую веру. Будущее империи и православия как религии, опиравшейся всегда на силу и влияние византийских императоров, оставалось совершенно не ясным. Думается, что этих причин вполне достаточно, чтобы понять нежелание литовских князей связать будущее своего народа с «греческой верой».

Более того, как отмечает украинский историк В. О. Василенко, «…ни один из литовских великих князей не только не осуществил попытки предоставить христианству восточного обряда статус официальной религии, но и сам не принял православия открыто. Возможно, и Ольгерд, и Ягайло (следующий великий литовский князь — А. Р.) частным образом исповедовали православную веру; однако делать это публично они не отваживались, так как это означало бы разрыв с традиционным литовским культом». Не подлежит сомнению, что для сохранения опоры в собственном народе, великий литовский князь должен был сохранять одну веру с этническими литовцами. Именно поэтому Ольгерд и Кейстут отклоняли все попытки склонить их к христианству и оставались язычниками. Своих старших детей Ольгерд крестил по православному обряду исключительно с целью утвердить их на княжение в землях Руси, а до этого все они носили языческие имена. Младшие же сыновья Ольгерда от Ульяны Тверской, как и дети Кейстута, при жизни отцов вообще не приняли христианства. Этими же причинами объясняется и крещение самого Ольгерда лишь накануне смерти, но и в данном случае правящая династия на публичное нарушение обычаев не решилась, и принявший христианство великий князь был погребен по языческому обряду. Поэтому слова Э. Гудавичюса о том, что в тот период «Великое княжество Литовское было государством языческого народа, управляемого государями-язычниками», представляются нам вполне справедливыми.

В то же время, со стороны верховной власти было бы неразумным полностью игнорировать чувства православных, составлявших подавляющее большинство подданных Великого княжества. Потому, начиная с правления князя Гедимина, повелось, что делами православной церкви занимались великие княгини, которые, как правило, сами принадлежали к этой конфессии. С особым вниманием к укреплению православия относилась вторая жена Ольгерда, Мария Витебская. Известно, что княгиня Мария построила в своем родном городе две церкви. Еще в 1573 г. при посещении Витебска Мацей Стрыйковский видел в старинной замковой церкви изображение князя Ольгерда и его жены. Княгине Марии предание приписывает и построение Пятницкой церкви в Вильно. Согласно тому же преданию, третья жена Ольгерда, Ульяна Тверская основала каменную церковь св. Николая в Вильно и способствовала сооружению Свято-Троицкой церкви.

Сам же великий Ольгерд, за исключением приведенных фактов преследования православных в начале своего правления, старался не выходить за рамки принципа веротерпимости. Одновременно князь жестко реагировал на проявления религиозной нетерпимости, даже если они исходили от этнических литовцев. Когда в 1368 г., воспользовавшись отсутствием Ольгерда, язычники распяли на крестах семерых монахов Францисканского ордена и пустили их вниз по реке, князь по возвращению из похода казнил за это злодеяние не менее пятисот человек из числа своих языческих соплеменников. И только сын Ольгерда, великий литовский князь Ягайло, решившись на официальный отказ от языческой веры предков, откажется заодно с ней и от принципа веротерпимости, которого придерживались его предшественники на троне.

Перед смертью Ольгерд назначил своим преемником в соправители Кейстуту любимого сына Ягайло (Иогайло, в польской традиции Ягелло). Рогожский летописец сообщает: «Умирая приказа старейшему сыну своему Ягайлу, того бо возлюби паче всех сынов своих и того избра во всем братия его и княжения поручи»; подтверждает данное известие и Симеоновская летопись. Однако составители этих летописей опустили незначительную, казалось бы, деталь: Ягайло действительно был старшим сыном, но не от первого, а от третьего брака Ольгерда. Все пятеро сыновей Ольгерда от первого брака к моменту смерти отца были уже удельными князьями. Однако ни самые старшие — Вингольт-Андрей и Бутав-Дмитрий, которым было около пятидесяти лет, ни более молодые — Константин, киевский князь Владимир и Федор — по воле отца великокняжеский престол не получили. Старый повелитель не без оснований полагал, что только энергичный двадцатитрехлетний Ягайло сможет удержать гордых братьев в подчинении верховной власти и не даст государству распасться на удельные княжества. Рано Ягайло проявил себя и как бесстрашный воин — по некоторым сведениям, он успел поучаствовать в битве под Рудавой и в походах Ольгерда на Москву.