Жорж Вигарелло - История тела Том 1 [От Ренессанса до эпохи Просвещения]

Законы, направленные против роскоши, многочисленные запреты и порицания моралистов, народные сказки и образы подтверждают страх социальной дезинтеграции, которую порождают выходящие за пределы нормы вестиментарные практики. Все они потенциально ведут к беспорядкам, но наиболее опасны в этой ситуации гендерные нарушения. Считалось, что женщины, носившие кюлоты (хотя они встречались в армии относительно часто, даже во времена военных кампаний), совершали преступление не менее святотатственное, чем оскорбление величества. По крайней мере в теории, поскольку женский трансвестизм, по–видимому, чаще оставался безнаказанным, чего нельзя сказать о мужском. Женщина, переодетая мужчиной, была скорее предметом восхищения, нежели презрения. Она была живым доказательством превосходства мужчин и воплощала женские фантазии о ниспровержении сексуального порядка. «Девочка в образе мальчика» посягает на «божественное и гражданское право», но она может гордиться «желанием возвыситься»; мужчина же, напротив, «в женском платье [может только] опуститься, оскверниться внешним одеянием, обесчестить… себя» [290] Тексты Вива (1542) и Нуаро (1609) цит. по: Pellegrin N. Le genre et l’habit. P. 25. Не стоит забывать и об опасном сочувствии, которое звучит в словах Дидро «Женщины, как мне вас жаль!». . Тем не менее Монтень, проезжая в 1580 году через Витри–ле–Франсуа, узнал, что там была повешена молодая женщина «за незаконные измышления, принятые заместо своего пола»: она жила ремеслом ткача, одетая в мужскую одежду, как это делали и другие девушки в районе Бассиньи, и даже сумела официально жениться (то есть венчалась в церкви). Более удачливая девушка по имени Ардата из Обе была солдатом, затем дезертировала из армии и отправилась путешествовать, после чего вернулась в свою южную деревню и вела тихую жизнь чесальщика. Прион с юмором, но без презрения описывает «эту крупную полную девицу, ростом — от макушки до пяток — пять футов и один дюйм. У нее было круглое, как полная луна, лицо, правильные черты, мужеподобный облик, равно как и речь; ей было около двадцати трех лет. С детства она не переставала рядиться в мужскую одежду, носила лихо заломленную по моде шляпу, развевающиеся волосы, из одежды — куртку и кюлоты на английский манер, зимой башмаки, шагая по христианскому миру с грацией и твердостью. Такая одежда шла ей больше всего. Эта мужеподобная девица была атлетом с неколебимым мужеством. Ее единственным недостатком, по всей видимости, было то, что она слишком любила «двигать челюстями»: так по возвращении к мирной жизни в 1748 году она «доставила себе удовольствие нажраться на все деньги, которые она привезла из армии» [291] De Montaigne М. Journal de voyage, 1580–1581. Paris: Gallimard, coll. “Folio”, 1983. P. 77; Prion P. Mémoires d’un écrivain de campagne au XVIIIe siècle. Pp. 227–228, — Bonnet M.–J. Les Relations amoureuses entre les femmes du XVIe au XXe siècle. Paris: Odile Jacob, 1995. Pp. 36–37; La Fille en garçon / sous dir. de Catherine Velay–Vallantin. Carcassonne: GARAE/Hésiode, 1993; Bard C., Pellegrin N. Femmes travesties: un “mauvais genre” // Clio. 1999. No. 10. Pp. 7–204. . Такое поведение, больше подходящее мужчине, было связано, по крайней мере в уме Приона, с мужскими одеждами.

Тело идентифицировалось с тем, во что оно одето. Поэтому одежда служила прежде всего знаком принадлежности к определенным, всегда множественным группам, в зависимости от пола, возраста, окружения, мест проживания, сообщества (городское, профессиональное, военное, религиозное и т. д.). Человек должен был носить отличительные знаки своей группы. Прокурор без судейской мантии теряет всю власть над мятежниками, его не признают в силу того, что он не «облачен = облечен» [292] B.N.: ms. Joly de Fleury, no. 1743 (хлебный бунт в Сен–Мексан). . Эти облачения–инвеституры представляют собой сложную систему знаков, поскольку необходимо обладать средствами и умением добавлять к одеяниям новые элементы, которые обозначают изменения в обязанностях или положении. Траур, религиозное обращение, повышение, чередование праздничного и рабочего циклов, обряды перехода из одного состояния в другое (крещение, расставание с детской одеждой, первое причастие, брак, похороны) также требуют специального облачения. Нет ни единого автора Старого порядка, который не напоминал бы об этом и не мог бы привести примеры [293] Nicole Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. Pp. 71, 73, 77, 121–123, 189 («траур», «воскресенье», «пеленание», «новобрачные», «взрослый костюм»); Besnard F.–Y. Souvenirs d’un nonagénaire. T. I. Pp. 30–31, 303 (аскетизм 40–дневного поста и свадебные башмаки); Bouet A., Perrin О. Breiz–Izel. Pp. 60–61 (глава «Первые одежды человека», которая предшествует «Первому уроку пьянства»); La Secte des ananeraies. P. 11 (воскресный наряд в Виллье–лё- Бель). , но путешественники — наши лучшие информаторы в этом вопросе, независимо от того, что представляют собой их записи: воспоминания о путешествии, автобиографии или более абстрактные рассуждения. Так, например, в «Бретонском словаре» 1778 года инженер–геометр, выходец из города Лаона, пишет в статье «Киберон» [294] Полуостров на западе Франции. ( Прим. пер. ) : «Против разнообразия нашей моды высказываются многие; я не стану решать, хорошо это или плохо: я только замечу, что в этой части Бретани не найдется двух деревень, в которых были бы одинаковые костюмы, особенно женские: их одежды и их прически, не всегда сделанные со вкусом, от этого не менее дороги. Рынки соседних городов, куда стекаются костюмы этих краев, в этом смысле представляют собой очень странное и разнообразное зрелище. Судьба еще не заставила их расстаться со своими костюмами, и разница между платьем жен богатых земледельцев и арендаторов менее успешных состоит единственно в том, что одни ходят в шелках, а другие — в льняном платье, но того же покроя» [295] Ogée J. Dictionnaire historique et géographique de la province de Bretagne. T. II. P. 389; Cambry J. Voyage dans le Finistère. Passim; Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. Pp. 38–39, 111 et passim; Maguet F., Tricaud A. Parler provinces. Des images, des costumes. Paris: Réunion des musées nationaux, 1994. .

Эта особенность характерна не только для Бретани. Подобное можно сказать о любом крае, о всех деревнях королевства. Несмотря на неточность описаний, которая проистекает из высокомерия мемуаристов, очевидно, что и при Старом порядке, намного раньше XIX века, народные костюмы были весьма разнообразны и различались не только в зависимости от области, но и от возраста и социального статуса. Конечно, разнообразие часто выражается лишь в текстильных деталях, о которых сегодня невозможно судить. В верхнем Пуату, например, придется удовлетвориться географически неточными обобщениями или априорными суждениями. Некоторые описания изображают предметы, настолько привычные современникам авторов, что они не считают необходимым что–то пояснять. Вряд ли сегодня мы сможем представить «цвет голубой глины лиможских сезонных рабочих», «прическу на крестьянский манер» некоторых жителей Пуатье, «традиционный местный костюм» конфоланского фермера, сабо из Шательро, которые оценил южанин Прион и т. д. [296] Prion P. Mémoires d’un écrivain de campagne au XVIIIe siècle. P. 68. Редчайшее уточнение: испольщики, обвиненные в бунте против чиновника налоговой службы в Шампаньяке 1753 г., описаны как «одетые обычно в саржевое платье и куртку светло–серого цвета с синими петлицами» (A. D. 86: В VIII). В других местах, как, например, в Арле, местная мода, напротив, по–видимому, менялась так быстро, что невозможно восстановить какой–то определенный тип внешнего облика местных жителей — несмотря на то что эрудиты Юга, казалось бы, выявили тенденцию следования античным канонам [297] Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. Pp. 20–22. . И все же в этом калейдоскопе костюмов не было ничего произвольного. Язык костюма доступен всем; он говорит о мире, не произнося ни слова, и призван визуально оправдывать и объяснять маркеры, свойственные системе общественного устройства, которая основывается на взаимодействии разделенных иерархией групп.