Жорж Вигарелло - История тела Том 1 [От Ренессанса до эпохи Просвещения]

Столь же показательна и не менее жалостлива история добровольной смерти юной прислужницы: «легкомысленная и даже испорченная» (характеристики, упоминающиеся во многих свидетельствах), она бросилась в колодец в Пуатье, предместье Транше, в 1721 году. Расследование установило, что Луиза Брюшон была «одета в свою рубаху, серую нижнюю юбку, пояс на теле и пару чулок без сабо» (сабо она аккуратно поставила у колодца) и «из вида крови, которая осталась на ее рубахе и половых органах, явствовало, что у нее были месячные». Многочисленные соседи добавили к заключению медиков, что некоторое время назад она танцевала и пела на улице с детьми, что она хотела перепродать корсаж, сделанный точно по ней («пару поясов»), и что она изменила «около двух недель назад свою крестьянскую прическу на городскую» [283] A. D. 86: G 657 (протокол и показания от 19 октября 1721 г.). — еще более веское доказательство ее «испорченности». Подобные рассказы показывают, какое внимание уделялось телу другого, всему его окружению и убранству, и делают еще удивительнее истории успешного камуфляжа — истории о ненаказанных кражах, внебрачных связях, переодеваниях. Женщины, которые всю жизнь выдают себя за мужчин, служат в армии и даже на кораблях дальних плаваний, — это поразительные исключения в мире, где каждый знает все о другом, но при этом судит «по одежке», поскольку считается, что внешнее говорит о внутреннем [284] Roche D. La Culture des apparences. Une histoire du vêtement (XVIIe — XVIIIe siècle). Paris: Fayard, 1989; Steinberg S. Un brave cavalier dans la guerre de Sept Ans, Marguerite dite Jean Goubler // Clio. 1999. No. 10. Pp. 149–158; Pellegrin N. Le genre et l’habit. .

Жить под пристальным вниманием всего коллектива — такова участь наших предков, о которой забыло современное общество. При таком укладе о теле, постоянно оцениваемом и сопротивляющемся этому, принято судить «по одежке». Но разве мы сами не продолжаем неосознанно смешивать понятия «быть» и «казаться», «мораль» и «уход за телом», «авторитет» и «внешний вид»? А ведь мы уже не живем в мире, подчиненном Богу и королю, который сам по себе является средоточием божественного и вершиной социальной иерархии, строго разделяющей население в зависимости от происхождения, статуса и пола. Поскольку в древних обществах всегда существует проблема (готовая перейти в юридическую плоскость [285] Hanlon G. Les rituels de l’agression en Aquitaine au XVIIe siècle // Annales ESC. 1985. No. 2. Pp. 244–268. Историю ранений, ушибов, умерщвлений плоти и их физических и символических следов еще предстоит написать, а также изучить женские и мужские головные уборы, которые выступали в качестве ставки или трофея в сельских и городских драках. Женщины обычно вцеплялись в волосы после словесной перебранки и только потом били противницу кулаком или ногой (A. D. 86: В 1/2–38, Les Essarts, décembre 1740; A. D. 79: liasse 1160, Saint–Maixent, janvier 1781; и т. д.). ) неприемлемого, допустимого и желанного соседства, эти общества вынуждены прибегать к утонченным техникам общения/дистанцирования. Видимость/различимость тел и их свойств — благоприятное условие для ярко выраженной кодификации одежды и быстрой считываемости ее языка [286] Среди прочих можно рассмотреть хорошо документированный пример провинции Бресс XVIII в. с ее разнообразием обычаев, междеревенской рознью и уже мифологическим псев- доэтническим обоснованием (Jeanton G. Les prétendus Sarrasins des bords de la Saône d’après un manuscrit du XVIIIe siècle // Société des amis des arts et des sciences de Tournus. 1914. No. XIV. Pp. 83–99). О доминирующих цветах в народной одежде и их значении см.: Pellegrin N. Les provinces du bleu. P. 235; Eadem. Constitutions de la Congrégation de Notre–Dame du Calvaire. P. 346 (здесь речь идет о символике, которая формирует всех членов религиозного сообщества и является их отличительной чертой). .

Ностальгирующие по Старому порядку авторы (каковых немало среди постреволюционных мемуаристов) описывают все «особые и очень заметные различия между костюмами людей многочисленных профессий и различных классов общества… и массу нюансов… при помощи которых можно практически с первого взгляда распознать, к какому сословию горожан относится каждый из них. То же самое касается и женщин: для платьев установлена не менее четкая классификация, чем для фраков. Общий смех, громкие насмешки и порой даже разные публичные оскорбления вызывает человек, заподозренный в том, что надел мундир не по чину». Этот «порядок вещей», где каждый узнается по одежке, должен, однако, быть очень гибким, поскольку те же самые авторы признают, что все 1780–е годы (годы их первых воспоминаний) были «эпохой стремительного перехода… когда исключения становились общим правилом». Тем не менее во все эпохи Старого порядка хроникеров смущала необходимость воскрешать в памяти — из учтивости или ради комического эффекта — силуэты парвеню и тщеславных людей. Вот аптекарь, в 1780 году нарядившийся врачом (в том числе надевший парик, отличавший этих людей): он был вынужден, однако, как подлинный «мушкетер на коленях» [287] «Mousquetaire à genoux» — прозвание аптекарей. ( Прим. пер. ) , давать слабительное больному, который показался ему простолюдином (хотя на самом деле больной был знатным дворянином). Аптекарь оскорбился его высокомерием [288] Стоя со спущенными штанами, этот почтенный сеньор заявил: «Вы оказали мне с одной стороны ту честь, в которой отказали — с другой». Оскорбленный тем, что в нем не признали того, кем он являлся, по причине безликости его одежды путешественника, он унизил узурпатора, заплатив ему 30 су за клизму и ославив на весь город (Bellin de La Liborlière L. Vieux souvenirs du Poitiers d’avant 1789. Poitiers.: Le Bouquiniste, 1846. P. 135 sq). См. также: Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. Pp. 141–142. . Вот богатые хлебопашцы монополизируют зерно и забывают о бедняках и… о деньгах на приходские нужды [289] Dubois A. Journal d’un curé de campagne au XVIIe siècle. P. 114: эти хлебопашцы плохо ели и перепродавали свое масло, ср. с прим. 36. Множество парвеню и других «Гелиогабалов» описано в тексте Пьера Приона (Léonard É.–G. Mon village sous Louis XV…; Prion P. Mémoires d’un écrivain de campagne au XVIIIe siècle, passim) и экономистов XVIII в. (с отношении Бретани см.: Ogée J. Dictionnaire historique et géographique de la province de Bretagne [1778]. Rééd. augmentée, 2 vol. Rennes: Molliex, 1843. T. 1. Pp. 11–13). .

Согласно кюре Дюбуа, в период кризисов конца XVII века среди жителей Турнэ можно увидеть «детей тех людей, у которых есть еда на продажу, одетых совершенно иначе, нежели пристало крестьянам: мальчики в шляпах с золотыми или серебряными галунами и всем прочим; девочки с прическами в фут высотой и соответствующими одеяниями. <���…> Все их богатство нужно им лишь для того, чтобы одеваться не как их сословие. <���…> Дома у них невыносимая грязь. У многих есть лишь одна рубаха на теле и одна в стирке; и, если исключить воскресенья, когда они идут в церковь или кабак, они живут в такой нечистоплотности, что девушки становятся лекарством от похоти для мужчин, а мужчины — для девушек». Эта едкая насмешка напоминает о неприязни, которая характерна не только для священников. Многие высказывались против политически рискованного «смешения рангов», к которому приводило посягательство на чужие знаки отличия.