Михаил Супотницкий - Очерки истории чумы. Книга II. Чума бактериологического периода [без иллюстраций]

Другое обстоятельство, обратившее тогда на себя внимание врачей, это незаразность больных легочной чумой. При контакте с ними не заболевали чумой как русский медицинский персонал, так и здоровые анзобцы, согласившиеся ухаживать за больными днем, но на ночь уходившие в свои семьи. Аналогичные наблюдения сделаны во время эпидемий легочной чумы в Пали в 1836 г. (см. очерк XIII) и в Колобовке в 1899 г. (см. очерк XXV).

Первоначально диагноз «чума» поставили по клиническим признакам, и, прежде всего, по повальной смертности. Уже в конце эпидемии Финкельштейн, с помощью завезенной на лошадях по горным тропам ветеринарной лаборатории, выделил из бубона чистую культуру возбудителя чумы и тем самым подтвердил диагноз бактериологически.

Насколько это было непросто, свидетельствует следующее его описание: «Достаточно упомянуть, что в ветеринарной лаборатории имелось только 3 чашки Петри и недостаточное число пробирок, которые приходилось поэтому сильно экономить; в недостатке посуды я уже убедился по приезде в Анзоб. Бензин для лампы под термостат имелся в небольшом количестве и быстро истощился, керосина же из Самарканда пришлось ждать несколько дней. В течение этого времени не оставалось ничего другого, как повторно каждый день нагревать пробирки с посевами чумных палочек, сидя на корточках (мебели не было никакой) перед огнем камина и поворачивая пробирки во все стороны для более равномерного. По ночам питательные среды с посевами замерзали, так как сакля, служившая лабораторией, в это время быстро остуживалась. Вследствие отсутствия в сакле настоящих окон со стеклами работа с микроскопом производилась во дворе, на открытом воздухе. И так как в этой гористой местности ежедневно дует ветер, хотя бы и небольшой, то на столике микроскопа и на препараты вскоре осаждалась пыль».

Русское правительство опасалось заноса чумы из Индии и поэтому придало большое значение анзобской эпидемии. Немедленно в Анзоб из Петербурга и Киева были посланы 72 врача (из них 15 женщин), 46 фельдшеров и 3 врача-бактериолога, побывавших в Индии. Местной администрацией вокруг Анзоба поставлены наблюдательные посты. В Самаркандскую область для ознакомления с положением дел на месте приезжал председатель Комиссии по предупреждению заразных болезней принц А.П. Ольденбургский (ноябрь). Он одобрил принятые меры и ввел дополнительные. Вокруг Анзоба установили оцепление, все ведущие из него дороги закрыли. В селениях Маргиф и Токфан были учреждены врачебно-наблюдательные пропускные пункты, из которых следили за тем, чтобы из селений людей не выпускали без 10-дневной обсервации, а товары — без надлежащего свидетельства. В этих трех селениях были устроены обеззараживающие камеры-землянки. Это была мерная линия охраны рубежей России от проникновения чумы с анзоб-ского направления. За ней была организована вторая линия, содержащая 6 врачебно-наблюдательных пунктов. Ее, в свою очередь, окружили третьей линией с 13 врачебно-наблюдательными и пропускными пунктами, частично расположенными уже в бухарских владениях. На границах с Хивой организовали летучий медицинский отряд. Все перевалы, ведущие из Самаркандской области в Бухарское ханство, закрыли постами, и только в двух местах разрешался пропуск под надзором врачебно-наблюдательного пункта. В Закаспийской области также были организованы летучие медицинские отряды, усилен санитарный надзор (см. очерк XXIII).

Медицинская помощь населению оказывалась русским правительством бесплатно. Все карантины на Черном и Каспийском морях были осмотрены и приведены в порядок. На Амударье организован санитарный надзор с обязательным осмотром пассажиров в местах отбытия и прибытия судов. Жителям Анзоба, не успевшим убрать хлеб осенью, на всю зиму выдали продовольствие, топливо, семена для посева. Предприняты меры к призрению сирот, родители которых умерли от чумы.

I орные дороги исправили, карнизы расширили. От Самарканда до Ток-фана провели телеграф, а Анзоб соединили с Маргифом телефоном.

По прекращении эпидемии был проведен поголовный медицинский осмотр жителей Анзоба и соседних селений, причем женщин, идя навстречу мусульманским традициям, осматривали женщины-врачи. При этом не обнаружено ни одного человека, подозрительного на заболевание чумой. Кладбище обнесли каменной стеной, на всем пространстве засыпали известью, а поверх — землей на 2 аршина, могилы людей, умерших от чумы, завалили крупными камнями, для того, чтобы предотвратить их раскапывание шакалами. Все сакли в Анзобе были дезинфицированы и затем выбелены, вся одежда и постели сожжены, а жителям выданы новые. Остальное имущество дезинфицировали в особой камере-землянке, отчасти паром, отчасти формалином. Лошадей, ослов, рогатый скот обмыли раствором извести при помощи гидропульта, а затем «вытерли» щетками, смоченными тем же раствором. Уже 25 ноября Анзоб и вся Искандеровская волость были объявлены благополучными по чуме, и оцепление снято. Медицинский надзор за здоровьем населения продолжался еще более 6 месяцев.

Эпидемическая цепочка, по которой возбудитель чумы проник в изолированную горную популяцию таджиков, осталась загадкой. Анзоб с сентября по апрель был полностью отрезан от всего мира, крыс и мышей в кишлаке тогда не обнаружили. Эпидемия легочной чумы в отрогах Гиссарского хребта больше не повторялась. Чума в Анзобе — это своего рода напоминание о том, как мало мы знаем о причинах появления и распространения чумы, особенно в ее легочной форме.

В июне 1899 г. совершенно неожиданно вспыхнула эпидемия чумы в европейской части России, в селении Колобовка, в следующем году — вблизи от нее, во Владимировке. Два этих события стали началом почти беспрерывных и ежегодных вспышек эпидемий чумы в Астраханской губернии и в соседней с ней Уральской области. Врачи, изучавшие колобовскую эпидемию, не нашли источник инфекции. Им не удалось четко проследить эпидемические цепочки между заболевшими людьми, неясной осталась и клиническая картина болезни. Поэтому возникло серьезное сомнение, а чума ли была в Колобовке?

Развитие эпидемии.Селение Колобовка находилось в Царевском уезде Астраханской губернии, в 7 верстах от Царева, на левом берегу реки Ахтубы, в 90 верстах к востоку от Царицына и в 150 верстах к северу от станицы Ветлянской. Летом Ахтуба высыхает, а весной она разливается и, сливаясь с Волгой, наводняет огромное пространство. Этим объяснялось сильное распространение малярии в Колобовке. В 1899 г. в селении было около 550 дворов и 3500 жителей. Летом почти все жители уходили в степь, где у них имелись хутора, на работу, а в селе оставалось не более 500 человек — стариков и детей.