Фернан Бродель - Время мира

Любое общество, оказавшееся во власти продолжительного роста, неизбежно бывает целиком переворошено разделением труда. Последнее было в Англии вездесущим. Разделение политической власти между парламентом и монархией в 1660 г., в момент Реставрации и в еще большей степени после Декларации прав 1689 г., было по преимуществу началом разделения, имевшего долговременные последствия. Так же как и то, каким образом сектор культуры (от образования до театров, газет, издательств и научных обществ) выделялся как все более и более независимый и влиятельный мир. Разрывы расчленяли и торговый мир, о котором я говорил слишком торопливо. Наконец, наблюдалось изменение профессиональной структуры в соответствии с классической схемой Фишера (1930 г.) и Колина Кларка (1940 г.), т. е. происходило сокращение первичного сельскохозяйственного сектора, все еще преобладавшего, в пользу сектора вторичного (промышленного), а затем и в пользу увеличивавшегося третичного сектора (услуги). Исключительно [важное] сообщение P.М. Хартуэлла 212 на Лионском симпозиуме (1970 г.) — хороший повод для того, чтобы нам задержаться на этой, так редко затрагиваемой проблеме.

Верно, что разделение между тремя секторами далеко от совершенной ясности, что не раз границы между первым и вторым (сельское хозяйство и промышленность могли перемешиваться) могли даже вызывать сомнения; что же до третьего сектора, где все сходилось, то можно было бы поспорить о его составе и даже о его облике. Обычно в него включают все «услуги» — торговлю, транспорт, банковское дело, администрацию; но не следует ли исключить из него прислугу? Должна ли огромная масса прислуги (которая к 1850 г. составляла вторую профессиональную группу в Англии, непосредственно за сельским хозяйством, насчитывавшую больше миллиона человек 213 ) относиться к сектору, теоретически стоящему под знаком более высокой производительности, чем в других? Конечно, нет. Но, приняв это ограничение, признаем, в согласии с правилом Фишера — Кларка, что третичный сектор, который все увеличивается, всегда свидетельствует о развивающемся обществе. В сегодняшних США в секторе услуг занята половина населения: это рекорд, не имеющий себе равных, и доказательство того, что американское общество более других в мире продвинулось вперед.

По мнению P. М. Хартуэлла, историки и экономисты более чем пренебрегали важностью третичного сектора для английского роста XVIII и XIX вв. Развитие революции услуг было как бы по другую сторону промышленной революции, парой к сельскохозяйственной революции.

Огромное увеличение сферы услуг не вызывает сомнения. Невозможно отрицать, что развивался транспорт; что крупная торговля подразделялась; что число лавок непрестанно увеличивалось и они обнаруживали тенденцию к специализации; что предприятия непрерывно, хотя в целом и довольно умеренно, обретали полноценность и что они бюрократизировались; что множилось число новых или возобновляемых функций — комиссионеров, бухгалтеров, инспекторов, актуариусов, посредников… что численность банковского персонала была, правда, смехотворной, но банки очень быстро стали многочисленными. Государство, обремененное тысячами административных дел, бюрократизировалось тоже. Оно страдало излишней «дородностью». Конечно, на континенте были и более крупные государства, чем английское, но оно отнюдь не было таким уж тощим, хоть и переложило на других многие из своих функций. Вполне очевидно, мы не станем добавлять к численности третичного сектора численность армии и флота, так же как и численность прислуги. Но зато не приходится спорить по поводу большого места, которое занимали там свободные профессии, врачи, адвокаты. Последние во времена Грегори Кинга уже начали свое восхождение и в большом числе подготавливались в практических школах Уэстминстера 214 . В конце XVIII в. все свободные профессии были в моде, они стремились обновиться, сломать свою старинную организацию.

Но несла ли эта революция третичного сектора в Англии XVIII в. свою долю ответственности за промышленный подъем? Это нелегко сказать, тем более что, как объясняет сам Колин Кларк, межсекторальное разделение начиналось издавна и продолжалось, существовало в длительной временной протяженности. Во всяком случае, ничто не говорит о том, что расширение третичного сектора привело в движение рост 215 . Но оно, несомненно, было его признаком.

В рамках разделения труда остается проследить переворот, который перестроил экономическую географию Англии. То была совсем иная вещь, чем разрушение перегородок между автаркичными зонами провинциальной Франции, вынужденной справляться с подъемом XVIII в. 216 Вопрос заключался не в эволюции, а в перевороте. Нередко все будет поставлено с ног на голову. Так игра английских областей, одних по отношению к другим (проецируемая, как и следует, на островное пространство, объясняемая этим пространством, явно в него вписывавшаяся), была наилучшим документом, наиболее ярко говорящим об английском росте и промышленной революции, которую он продвигал вперед. Вызывает удивление то, что она [эта игра] не стимулировала ни одного общего исследования, в то время как Англия располагает заслуживающим внимания наброском исторической географии 217 и великолепной литературой, посвященной историческому прошлому разных регионов 218 .

Однако же проблема эта ясно ставилась по меньшей мере Э.Л. Джонсом на Мюнхенском конгрессе (1965 г.) 219 , Дэвидом Оггом — в 1934 г. 220 , Дж. М. Тревельяном — в 1942 г. 221 : на мой взгляд, они сказали о ней главное, а именно: что английское пространство издавна сочленялось, располагаясь по одну и по другую сторону линии, проведенной от Глостера, на нижнем течении Северна, до Бостона (маленького городка, некогда поставлявшего шерсть флорентийцам и ганзейцам), на берегу залива Уош 222 . Линия эта, если оставить в стороне Уэльс, делила Англию на две части, почти равные по площади и противостоявшие одна другой. На Англию Юго-Восточную — это прежде всего Лондонский бассейн и соседние с ним районы, наименее дождливая часть острова, к тому же более всего испытавшая воздействие истории, где встречаются «все типы городской жизни, возникшие на протяжении веков: церковные центры, региональные рынки, университетские очаги, дорожные этапы и перевалочные пункты торговли, центры [старинных] мануфактур» 223 . Там соединялись все преимущества, накопленные историей, — столица, богатства торговой активности, крупные зерновые районы, деревни, преобразованные в соответствии с потребностями столицы, модернизированные ею, и, наконец, вдоль линий Лондон — Норидж в северном направлении и Лондон — Бристоль — преимущественно зоны английской предпромышленности. И на Северно-Западную Англию, представлявшую совокупность дождливых областей, где преобладали старые нагорья и скотоводство. В сравнении с соседним регионом то была своего рода периферия, отсталый край. Впрочем, об этом говорят и цифры: в XVII в. население этих частей (не включая Лондон) соотносилось как 1:4, а богатства (исчисленные, на основе налога) — как 5:14 224 .