Фернан Бродель - Время мира

Однако промышленная революция начисто изменила эту неуравновешенность. Привилегированная Англия увидела, как приходит в упадок ее традиционная промышленность. Несмотря на свое капиталистическое богатство и на свою торговую мощь, ей не удалось овладеть новой промышленностью и закрепить ее. Другая же Англия, к северу от обозначенной линии, напротив, «за несколько поколений» 225 трансформировалась в страну богатую, удивительно современную.

По дороге, ведущей из Лондона в Шотландию через Нортгемптон и Манчестер, сегодня можно добраться до угольного пояса Пеннинских гор, с его отделенными один от другого бассейнами, где в недавнем прошлом было битком набито людей и машин, где «на американский лад» возникли самые печальные и самые динамичные населенные пункты Англии. Свидетельства этого все еще у нас перед глазами: каждый из угольных бассейнов имеет свою специфику, свою типологию, свою особую историю, свой город — Бирмингем, Манчестер, Лидс, Шеффилд; все эти города выросли единым духом и заставили Англию склониться в сторону Севера. То была неистовая индустриализация и неистовая урбанизация: Черная Англия была машиной для пересадки, для перемешивания людей. Конечно же, география не все объясняет в этом громадном строительстве, но она помогает высветить грубый детерминизм угля, принудительную силу коммуникаций, роль человеческих ресурсов, а также тяжкого груза прошлого. Быть может, неудержимые новшества XVIII и XIX вв. нуждались для своего внедрения в своего рода пустом социальном пространстве.

Конечно, Северно-Западная Англия не была пустыней, разве что в том смысле, в каком говорят ныне журналисты о «французской пустыне», имея в виду запад Франции. Но она попросту была, как Шотландия, периферией по отношению к Англии лондонской. И вот на сей раз периферия, включая и Шотландию, догнала центр, ликвидировала свое отставание, достигла уровня центра. В плане теории это было исключением, почти что скандалом. Исключением и скандалом, о которых недавно предупреждал Т. Смаут, имея в виду Шотландию 226 . Но налицо объяснения: взлет центральной зоны (Юго-Восточной Англии) был достижим для периферии (да к тому же слово «периферия», если и напрашивается в случае Шотландии, лишь наполовину подходит для Англии Северо-Западной). К тому же ликвидация отставания второй Англии и Шотландии произошла прежде всего путем быстрой индустриализации. А ведь любая индустриализация процветает, когда она может внедриться среди наименее богатого населения; бедность последнего дает ему преимущество. Взгляните не сегодняшние Южную Корею, или Гонконг, или Сингапур, а в былые времена — на европейский Север в сравнении с Италией.

История капитала перекрывает первую английскую промышленную революцию, она предшествует ей, проходит через нее, выплескивается за ее пределы. В случае исключительно быстрого роста, который все двигал вперед, капитал тоже трансформировался, рос в объеме, и промышленный капитализм утверждал свое значение, вскоре захлестнувшее все. Но был ли он новой формой, посредством которой будто бы рождался капитализм — рождался в истории вообще и в собственной своей истории? Посредством которой он якобы достиг своей завершенности и своей истинности благодаря массовому производству современных обществ и огромному весу основного капитала? А раньше не было ли все просто предварительным этапом, детскими формами, диковинами для историков-эрудитов? Именно к такой мысли зачастую подталкивает, более или менее определенно, историческое объяснение. Оно не ошибочно, но нельзя сказать, что оно справедливо.

На мой взгляд, капитализм — это старое приключение: когда начиналась промышленная революция, он имел за собой обширное прошлое, состоявшее из опытов, не всегда бывших только торговыми. Настолько, что в Англии первых лет XIX в. капитал предстал в различных своих классических формах, которые еще все были живы: капитала сельскохозяйственного, который еще в 1830 г. один только составлял половину английского национального достояния; капитала промышленного, который увеличивался очень медленно, а затем очень стремительно; капитала торгового, весьма давнего, относительно менее важного, но распространившегося в масштабе всего мира и создавшего колониализм, которому вскоре придется искать название и оправдания; наконец (если совмещать банковское дело и финансы), капитала финансового, не дожидавшегося для своего существования мирового первенства лондонского Сити. Для Гильфердинга 227 именно XX в. с его изобилием акционерных обществ и колоссальной концентрацией денег во всех их формах сделает будто бы возможным появление и главенство финансового капитализма в той троице, где промышленный капитализм будет якобы Богом-отцом, торговый капитализм, весьма второстепенный, — Богом-сыном, а денежный капитализм — Святым Духом, пронизывающим все 228 .

В большей степени, чем на этот спорный образ, обратим внимание на то, что Гильфердинг протестовал против мысли о чисто промышленном капитализме, что мир капитала он рассматривал как развернутый спектр, в котором финансовая форма — совсем недавняя, на взгляд исследователя, — станет будто бы стремиться возобладать над прочими, проникнуть в них, господствовать над ними. Это точка зрения, под которой я бы без труда подписался, если допустить, что множественность капитализма — дело старинное, что финансовый капитализм не был новорожденным 1900-х годов и что даже в прошлом, пусть только в Генуе или в Амстердаме, он уже умел (после сильного роста торгового капитализма и накопления капиталов, превышавшего нормальные инвестиционные возможности 229 ) овладевать рынком и какое-то время господствовать над всем деловым миром.

Международная торговля Великобритании в 1792 г.

По данным сводки английских статистических документов (А.Е., М. et D., Angleterre 10, f° 130). Импорт превышает или не превышает экспорт в соответствии с тем, белым или черным цветом закрашены центральные части кругов, изображающих импорт (И) и экспорт (Э). Круги, представляющиеся пустыми, говорят о равновесии между И и Э: в Турции И = 290 559, Э = 273 715; в Италии соответственно 1009 тыс. и 963 263; в Ирландии — 2 622 733 и 2370866. Неуравновешенность к выгоде Англии: американские Штаты, Португалия — 977 820 и 754612; Франция после договора Идена — 717034 и 1221 666. Сводный подсчет: для Европы — 11 170 860 и 12813435; для Америки — 5 603947 и 8 159 502; для Азии — 2671547 и 2627887; для Африки — 82917 и 1 367 539. В целом 19 529273 против 24878 362, т. е. положительное сальдо, превышавшее 5 млн.

Что касается Англии, то очевидно, что весь спектр, включая и подъем «денежного капитализма», раскрылся задолго до начала XX в. Задолго до этой даты, в потоке революций, что пронизывали бурный рост Англии, была даже финансовая революция, протекавшая вперемешку с индустриализацией страны, которая если ее и не вызвала, то по меньшей мере сопровождала и даже сделала возможной. Часто утверждают, что английские банки не финансировали индустриализацию. Но новейшие исследования доказывают, что кредит, долгосрочный и краткосрочный, поддерживал предпринимательскую деятельность в XVIII и даже в XIX в. 230