Фернан Бродель - Время мира

В экспорте доля «английских изделий» составила 18 509796, доля реэкспорта иностранных изделий— 6 568 565. Эту английскую торговлю обеспечивали 15463 корабля, пришедших [в английские порты], и 15010 кораблей, вышедших [из них], т. е. 30470 кораблей, из которых 3 620 были иностранными. Среднее водоизмещение английских кораблей составляло 122 тонны; средняя численность команды—7 человек. Во франко-английской торговле—3160 приходов и выходов судов, в т. ч. 430 иностранных. В торговле с Азией—28 выходов, 36 приходов, все корабли английские. Среднее их водоизмещение — 786 тонн, средняя численность команды—93 человека. «Ост-Индские корабли» (Indiamen) не выделяются, оставаясь на уровне средних показателей. Эта сводка не учитывает крупную прибрежную торговлю Англии (уголь).

Английский банк, основанный в 1694 г., был стержнем целой системы. Вокруг него, опираясь на него, располагались частные лондонские банки: в 1807 г. их было 73, в 20-е годы XIX в. — примерно сотня 231 . В провинции «сельские банки» ( country banks ), появившиеся самое малое с начала XVIII в., умножившиеся вослед Компании Южных морей, затем вовлеченные в ее банкротство ( Sea Bubble ), были в 1750 г. в числе всего одной дюжины, но в 1784 г. их стало 120, около 1797 г. — 290, в 1800 г. — 370 и по меньшей мере 650 к 1810 г. 232 К этой же самой дате другой автор насчитывает их 900, вне сомнения учитывая отделения, которые иные из них содержали. Правда, что это внезапно возникшее поколение банков было торжеством лилипутов (банки не имели права насчитывать больше шести компаньонов 233 ), и так же, как и спекуляция, которая не была привилегией Лондона, это поколение было порождено местными конъюнктурой и потребностями. «Банк графства» 234 очень часто бывал всего лишь дополнительной конторой, открытой в давно существовавшем предприятии, где выпуск кредитных билетов, учет векселей и ссуды становились добрососедскими услугами, нередко оказывавшимися запросто. Такие импровизированные банкиры выходили из людей самых разнообразных профессий: Фостеры в Кембридже были мельниками и хлеботорговцами; в Ливерпуле большинство банков было порождением торговых фирм; Ллойды в Бирмингеме пришли из торговли железом; Смиты в Ноттингеме были торговцами-чулочниками; Герни в Норидже — торговцами пряжей и изготовителями шерстяных тканей; в Корнуолле банкиры в большинстве своем были владельцами горных разработок, в других местностях — торговцами солодом или хмелем или же пивоварами, суконщиками, галантерейщиками, сборщиками дорожных пошлин 235 .

Угольная биржа в Лондоне. Английская гравюра Роулендсона. Фото Роже — Виолле.

В общем, банки зарождались в XVIII в. из местной конъюнктуры, примерно таким же образом, как и первые предприятия новых видов промышленности. Эта провинциальная Англия нуждалась в кредите, испытывала потребность в обращении векселей, в наличных деньгах, и частные банки все эти функции выполняли, поскольку они даже имели право выпускать кредитные билеты. Для них это было прекрасным источником прибылей, ибо (по крайней мере поначалу, пока им оказывали достаточно доверия, чтобы оставлять у них вклады), именно создавая деньги, они расширяли свой кредит 236 . В принципе эти банки имели некий золотой запас для покрытия своих эмиссий, но, едва наступал кризис, едва публика начинала волноваться, как то было в 1745 г., они вынуждены были со всей поспешностью изыскивать наличные в лондонских банках, чтобы избежать банкротств. Впрочем, избежать последних удавалось не всегда, в особенности во время кризисов 1793 и 1816 гг. И такие крахи вполне доказывают, что местные банки предоставляли крупные займы не только на короткий, но и на длительный срок 237 .

Однако в целом система была прочна, так как она практически, если и не официально, поддерживалась Английским банком, игравшим роль «заимодавца на крайний случай» 238 . Его запасов наличности обычно хватало для покрытия неожиданных выплат частным банкам, лондонским или провинциальным, в случае затруднений. После 1797 г., когда билеты Английского банка перестали обмениваться на золото, они сделались для местных банков той монетой, на которую они на будущее обязывались обменивать свои собственные кредитные билеты. Явный признак общей стабильности: частные банки стали депозитными банками, увеличив в силу этого свою способность предоставлять авансы как фермерам и земельным собственникам, так и промышленникам и владельцам шахт или строителям каналов 239 . Последние не упускали такой возможности: герцог Бриджуотерский — прекрасный тому пример.

Когда начиная с 1826 г. законом было разрешено создание акционерных банков ( joint stock banks ) 240 , они образовали новое поколение банков — более солидных, лучше снабжавшихся капиталами, нежели предшествовавшее поколение. Но были ли они осторожнее? Нет, им нужно было оспаривать клиентуру у банков, уже существовавших, рисковать больше, чем они. И их число росло на глазах: в 1836 г. их было 70, но с 1 января по 26 ноября того же года 42 акционерных банка «были организованы и вступили в конкурентную борьбу с теми, что уже существовали» 241 . Вскоре их будет сотня и со своими многочисленными отделениями они уравняются в количестве с сельскими банками ( country banks ), которые с того времени будут выглядеть как учреждения устаревшие.

Лондон долго будет закрыт для акционерных банков, однако в конечном счете они в него прорвутся. И вот в 1854 г. они оказались допущены в Расчетную палату ( Clearing House ) столичных банков, т. е. в полной мере стали участвовать в том обращении денег и кредита, единственным, сложным и все усложнявшимся сердцем которого был Лондон. Расчетную палату, которая была создана в 1773 г. для компенсационных расчетов между банками, восторженно описывает в 1811 г. француз Морис Рюбишон. «Механизм обращения, — пишет он, — устроен таким образом, что можно говорить, что в Англии нет ни бумаг, ни денег. Сорок лондонских кассиров производят между собою почти все платежи и сделки королевства; собираясь ежевечерне, они, естественно, обмениваются ценностями, коими располагают друг на друга, так что векселя на тысячу луидоров зачастую бывает достаточно, чтобы прекратить обращение нескольких миллионов» 242 . Восхитительное изобретение! Тем не менее именно в таких же выражениях наблюдатели XVI или XVII в. описывали механизмы традиционных ярмарок — лионских или безансонских (пьяченцских). С тою разницей, и немаловажной, что собрания для клиринговых расчетов происходили в Лондоне ежедневно; прежние и великие ярмарки собирались четырежды в год…

С другой стороны, банку принадлежала роль, которой ярмарка играть не могла. «В этой стране, — писал один умный француз, — ни одно лицо, занимающееся торговлей либо нет, не держит деньги при себе; оно их помещает у банкира, а вернее — кассира, на которого выписывает [платежные документы], который ведет его счета и оплачивает все его расходы в соответствии с его кредитом» 243 . Сконцентрированные таким образом в банке деньги не остаются в бездействии, они становятся деньгами движущимися, рискующими, ибо ни банкир, ни кассир не оставляют их дремать в своих сейфах. Как говорил Рикардо, отличительная функция банкира «начинается с того момента, как он использует деньги других» 244 . Вдобавок имелись деньги, обращавшиеся в принудительном порядке между Английским банком и английским правительством, между этим банком — механизмом и шансом «на крайний случай» — и прочими банками и торговыми и даже промышленными предприятиями. При посредстве сберегательных банков ( saving banks ) происходил также и захват денег, скопленных бедняками, — операция громадная, как говорилось в одном французском письме, ибо «сие богатство бедноты [взятое в его массе] в Англии больше, нежели состояния богачей во многих других королевствах» 245 .