Фернан Бродель - Время мира

В этой области английским историкам не приходится стыдиться своих зарубежных коллег. Они были в числе первых и лучших собирателей серий цен. Но конъюнктуру они видят не так, как другие историки (в частности, французские).

Предельно упрощая, я сказал бы, что английские историки не рассматривают конъюнктуру как силу, порожденную внешними обстоятельствами, что остается нашей точкой зрения, более или менее определенно сформулированной Эрнестом Лабрусом, Пьером Виларом, Рене Берелем или Жаном Мёвре. Для них и для меня самого конъюнктура распоряжается совпадающими процессами, она ворочает делами людскими. По мнению же наших английских коллег, как раз национальные процессы и события создают специфичные для каждой страны конъюнктуры. С нашей точки зрения, застой и падение цен в 1778–1791 гг. были обусловлены международным интерциклом Лабруса, а на их взгляд — войной английских колоний в Америке за независимость (1775–1783 гг.) и ее последствиями. Что до меня, то я слишком убежден во взаимности перспектив, чтобы не признать, что приемлемы оба взгляда и что на самом деле объяснение должно идти в обоих направлениях. Но в зависимости от того, пойдем ли мы в одном или в другом из них, ответственность или, если угодно, действующие причины рискуют поменяться местами и изменить свой характер.

Т. С. Эштон 257 и историки, принявшие его точку зрения 258 , определенно правы, когда перечисляют ряд факторов, оказывавших влияние на колебания. Первый из них — это война. С этим никто не станет спорить. Но точнее — это балансирование между войной и миром (Семилетняя война 1756–1763 гг., война английских колоний в Америке [за независимость] 1775–1783 гг., война против революционной и императорской Франции 1793–1802 гг. и 1803–1815 гг.). Затем идут колебания сельской экономики (которая, повторяю, оставалась основной сферой деятельности Англии до самых 30-х годов XIX в.) между хорошими, средними урожаями и неурожаями; эти последние (1710, 1725, 1773, 1787, 1792–1793, 1795–1796, 1799–1800 гг.) были отправными точками так называемых кризисов Старого порядка 259 , сотрясавших всю экономическую жизнь в целом. Даже в XIX в. становившееся все более и более частым обращение к иностранной пшенице будет непрестанно вызывать колебания в английской экономике, хотя бы по причине немедленных платежей (и наличными, как сообщает переписка), которые приходилось производить для того, чтобы добиться быстрого прибытия мешков с зерном или бочонков с мукой.

Прочие факторы английских флуктуаций — это торговые циклы ( trade cycles ): у английской торговли были свои приливы и отливы, которые соответственно выражались в подъемах и спадах конъюнктуры. А также движение денежного обращения: с одной стороны, золотой и серебряной монеты, с другой — массы кредитных билетов всяческого происхождения. Лондонская биржа (где «чрезмерно чувствительное состояние» было правилом, где опасение бывало более настойчивым гостем, чем надежда 260 ) была любопытным сейсмографом, регистрировавшим многообразные движения конъюнктуры, но также располагавшим дьявольской властью самому порождать землетрясения: так было в 1825–1826, в 1837 и в 1847 гг. В самом деле, каждые десять лет, как то уже стало приблизительным правилом на протяжении последней трети XVIII в., на последних этажах экономической жизни наблюдались наряду с кризисами традиционного типа, так называемыми кризисами Старого порядка, кризисы кредита 261 .

Таков смысл рассуждений наших английских коллег. Для французских историков (правы они или не правы — это вопрос, подлежащий обсуждению) конъюнктура есть реальность в себе, хотя и нелегко поддающаяся объяснению сама по себе. Мы полагаем вместе с Леоном Дюприе, а также с Вильгельмом Абелем, что цены образовывали некую совокупность. Дюприе говорит даже о структуре цен . Они между собой связаны, и если они колебались все, то происходило суммирование их частных вариаций. А главное — они не были какой-то «вибрацией», которая была бы ограничена одной национальной экономикой, какой бы значительной та ни была. Англия не была одинокой в создании своих цен, в приливах и отливах своей торговли и даже в своем денежном обращении; ей в этом помогали другие экономики мира — и всего мира! — и все они шли почти в ногу. И именно это более всего поразило нас, историков, с самого начала наших исследований. Просмотрите на сей счет имеющие решающее значение разоблачительные страницы Рене Береля, [написанные] под знаком такого удивления.

Конъюнктура, что поднимала, стопорила или снижала английские цены, не была, следовательно, временем, свойственным Англии, а была «временем мира». То, что время это отчасти сформировалось в Англии, что Лондон даже был его важнейшим эпицентром, — это вероятно и почти достоверно; но мир будоражил и деформировал конъюнктуру, которая не была исключительной собственностью острова. Последствия вполне очевидны: зона резонансных колебаний цен — это вся совокупность мира-экономики, центр которого занимала Англия. Значит, конъюнктура в Англии была отчасти экзогенной, и то, что происходило вне пределов Англии, в частности в близлежащей Европе, свидетельствует об английской истории. Европа и Англия были охвачены одной и той же конъюнктурой, что вовсе не означает, что они находились в одинаковых условиях. Говоря о роли конъюнктурного кризиса во всеобщей экономике, я, напротив, подчеркнул, что он неодинаково ударял по слабым и по сильным, не мог наносить им одинаковые удары (например, Италии и Голландии в XVII в.), что он, следовательно, был возможностью перераспределить международные задачи и экономические отношения, укрепляя в конечном счете динамизм самых сильных и подчеркивая отступление ослабленных. Именно поэтому я не согласен с доводом, который П. Матиас использовал для того, чтобы отрицать роль нисходящей ветви цикла Кондратьева в 1873–1896 гг. и ее ответственность за Великую депрессию ( Great depression ), поразившую Англию в эти самые годы 262 . Если тогда, доказывает он, уровни роста в Германии и в США на протяжении этого периода и упали, то все же участь Германии, США и Англии была очень разной, наблюдалось относительное отступление Британских островов, снижение их доли в мировой экономике. Вне сомнения. Уже намечалось то, что станет очевидным во время кризиса 1929 г. Но остается фактом, что имело место замедление роста одновременно в Германии, в Соединенных Штатах, в Англии и, разумеется, во Франции. И трудно отрицать, хоть это определенно удивляет, как раз согласованное движение кривых , а не уровней.

Цены в Англии и во Франции, 1710–1790 гг.

Интерцикл Лабруса очень четко выражен на кривых для Франции; наблюдается ли он на «английских» кривых? (По данным Г. Эмбера: Imbert G. Des Mouvements de longue durée Kondratieff. 1959, p. 207.)