Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

Итак, «зеркалом», через которое осознает человек свое собственное «я», выступает орудие труда им произведенное, резко отличающееся от предметов природы. В орудии человек свое, свой собственный продукт, плод деятельности своих органов обособляет от себя. Орудие - это и свое, внутреннее, и в то же время иное, внешнее. Тут мы имеем и внутреннее сродство между предметом и организмом, и их особенность, то есть те черты, которые как раз и характеризуют причинную связь. А мы знаем еще со времен Д. Юма, что «единственное отношение, которое может выводить нас за пределы наших чувств и которое знакомит нас с предметами и объектами, нами не видимыми и не осязаемыми, есть причинность». 122

§ 1.8. Значение производства, трудовой деятельности в формировании причинности, причинных отношений в сознании будущего человека

Ни один момент не имел столь высокой, неизмеримой важности для развития и укрепления мысли, причинности, как то обстоятельство, что бездумная материя приняла определенный образ и, оформленная, преобразованная рукой человека, служила его целям и выполняла работы, которые все остальные существа в состоянии выполнить только с помощью природных органов.

Две вещи, главным образом, имеют здесь особое значение: во-первых, обособление или высвобождение причинной связи, что сообщает последней большую, все увеличивающуюся ясность в человеческом сознании, а во-вторых, объективация или проецирование собственных органов, доселе существовавших лишь в смутном сознании инстинктивной функции.

Кто дает вещи форму, чтобы она выполняла работу, тот поднимается на первую ступень, ведущую к трону творческого начала мира. Делает это субъект производства с момента создания орудий производства.

И до этого решительного, поворотного пункта существовала, конечно, причинная связь в сознании производящих и испытывающих воздействие индивидуумов. Солнце жгло, дождь мочил, хищный зверь угрожал - человек, как и зверь, защищались от этих воздействий, укрываясь в пещерах или взбираясь на деревья. Во всех этих процессах непосредственно проявляется воля, чувство удовольствия или неудовольствия, благодаря которому зверь бежит или за привлекательной пищей, или за самкой по чутьем угадываемому следу. Это не акты познания: не спокойно, не с возвышенной точки зрения индивидуум созерцает двигателя и действие; он сам держится страдательно, а если деятельно, то находится под властью могучих, покоряющих его импульсов.

Совершенно иное дело, когда орудие становится как промежуточное звено между волей и намеченным действием, когда оно на службе первой берет на себя функцию, характеристика которой определяется и открывается в последнем, в следствии.

Здесь понятие причины становится очевидным и навязывается как бы само собой. Действующее орудие нужно сперва создать или же достать; отношения целесообразного средства к намеченному действию и есть само причинное отношение, оно выступает здесь для наблюдения в своем простейшем, наиболее осязательном воплощении. Оно апелирует одновременно и к воле, и к мышлению, - к первой, чтобы усилить несовершенное действие путем изменения, т. е. улучшения действующего орудия, ко второму - тем, что оба звена или фактора причинной функции должны рассматриваться и мыслиться в своей связи и в то же время отдельно.

Здесь начинается, поэтому первое воспитание, становление человеческого мышления к созерцанию мирового целого, к познанию причинных отношений в природе и обществе. А причинность, как известно, есть вечный закон природы.

Животные не знают причинности, их действия, которые кажутся вытекающими из понимания причинной связи, скорее носят чисто бессознательно-рефлекторный характер. Только для человека, в связи с развитием орудий труда, зарождается и развивается сознание причинности, а ведь эта основа сознания, логики, то есть всего человеческого познания и мышления. Здесь читатель должен искать ответ на сокровенный вопрос о том, как в отличие от животных возникает человеческое сознание. Для более глубокого понимания этого процесса нам необходима еще более широкая конкретизация тех отношений, в которых формируется сознание человека.

Мы видим, что причинность лежит не только в основе развития природы, но и формирования человеческого сознания, мышления. Об этом говорят и слова Энгельса: «Благодаря этому, благодаря деятельности и обосновывается представление о причинности, представление о том, что одно движение есть причина другого, правда уже одно правильное чередование известных явлений природы может породить представление о причинности, ... однако здесь еще нет доказательства... Но деятельность человека производит проверку насчет причинности».

Как для пространственного восприятия Л. Нуаре намечает физиологическое объяснение, точно также для зарождения причинности, которую равно, как пространство и время, Кант объявляет лишь субъективными формами, присущими человеческому восприятию мира, требует от материалиста естественного объяснения из посюстороннего мира. Причинность не заключается исключительно в простой, повторяющейся одинаково, смене явлений. Так день постоянно сменяет ночь и, однако, мы их не считаем связанными между собой причинной связью. В причинности есть постоянная последовательность, но есть еще нечто, а именно необходимая последовательность, или имманентная связь. Если бы наука ограничивалась исключительно установлением внешней связи сосуществования явлений, она не была бы наукой.

Обычно исследователи склонны объяснить происхождение категории причинности из закономерной смены дня и ночи, или из “свободной воли” человека, или же из природы самого сознания, в котором причинность заложена как априорная его функция. Все эти теории не выдерживают критики.

§ 1.9. Роль производства, трудовой деятельности в зарождении, становлении в сознании отношений связи, закономерности, абстракции

В деятельности человека, значит в практике, коренится и возможность доказательства причинности, отмечал Энгельс. Когда первобытный человек раскалывает найденный им орех камнем, то он получает наглядные представления о причине и действии, о взаимной связи трех членов: субъекта деятельности, орудия и объекта деятельности, а вместе с тем и представление о последовательности событий во времени: причина предшествует следствию.

Повторяемость этих актов деятельности приводит человека к идее закономерной связи причины и следствия, а затем и той общей идее, что всякое изменение имеет свою причину, что в природе существуют определенные законы связи вещей и явлений, то есть закономерность. Правда, это уже на очень высокой ступени развития.