Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

Со времени нашего духовного пробуждения, с тех пор, как мы выступили умножителями культурных сокровищ, мы неотступно, в поте лица, искали одной вещи, о существовании которой китайцы не имеют понятия (!) и за которую они едва ли дадут блюдо риса. Эту невидимую вещь мы называем причинностью. У китайцев мы удивляемся бесконечному множеству изобретений и даже заимствуем кое-что от них; но мы не обязаны им ни одной теорией, ни одним единственным прозрением связи и ближайших причин явлений».

Представление о живом, как о самостоятельно действующем, стало возможным лишь благодаря знанию, укрепленному и проясненному представлением деятельности орудия. Ибо орудие вступает в сферу абстракции, благодаря которой вещи, отрешенные от связи с окружающим миром и повсюду сливающимися явлениями, только и могут стать мыслимыми, т.-е. возникнуть для человеческого мышления. Вещь, которая сверлит, режет, копает, должна, по необходимости, представляться только с этой ее стороны. Лишь тогда, когда этот способ представления укрепился и сделался, благодаря слову, неотчуждаемым достоянием, он может быть перенесенным и на мир живого, и, например, мышь также может быть названа точащим, грызущим, роющим существом, или, что одно и то же, она может, вообще, быть представлена и понята, как таковое. Это приводит нас ко второму пункту, а именно к объективации или проекции органов.

§ 9.1. Производственная практика – основная предпосылка возникновения индивидуальной субъективности

Мы исходим в теории познания из природы, приоритета природы, решая проблему субъекта и объекта. Человек является результатом происходящего миллионы лет развития материи, как бытия. Единство субъекта (человека) и объекта (природы) не есть раз навсегда данное и неизменное соотношение, а возникает в силу определённых причин, как распредмечивание природы и опредмечивание, становление в природе нового качественного состояния, нового предмета – общественной истории.

Длительный период времени вопрос о взаимоотношении, соотношении объекта (природы) и субъекта (человека, общества) рассматривался метафизически – вне развития, конкретного времени и пространства. И тем более вне практической деятельности людей в производстве. Лишь Маркс, как мы знаем, развивая и углубляя выводы Гегеля и Фейербаха подошёл научно к разрешению этой проблемы.

Производство, практика вскрывает в себе диалектику субъекта и объекта. Конкретное взаимопроникновение субъекта и объекта возможно лишь как предметная деятельность. Только в практике находит своё подлинное выражение переход из формы бытия в форму деятельности (распредмечивание).

Нет ни одной стороны теории познания, которая могла бы быть раскрыта вне практики.

§ 9.2. Общество, общественные отношения – основа возникновения объекта и субъекта, рассматриваемых теорией познания

Несколькими главами выше мы рассмотрели физико-химические и биологические предпосылки, обеспечившие становление сознания и мышления людей в единстве с производством, практикой как теорией познания. В этой области научного понимания истории, диалектической философии глубокое исследование осуществил Ленин, работая над «Логикой» Гегеля.

Мы, исходя из исследованных фактов, можем уже говорить, что диалектика свойственна не только объекту познания, но и субъекту его, т.е. диалектика является теорией познания. О единстве диалектики, логики и теории Маркс, Энгельс, Ленин указывали неоднократно.

Сенсуализм есть теория познания марксизма. Это положение - выражает лишь то, что ощущение, как результат воздействия внешнего мира на наши органы чувств, есть первичный акт в процессе познания, но нельзя забывать и о «применении рационального метода к данным чувств», а это последнее означает, что для марксиста теорией познания является сенсуализм, проникнутый пониманием того, «как могут быть и как бывают тождественны противоположности», т. е. материалистическая диалектика. «Диалектика, — пишет Ленин,— и есть теория познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую сторону дела (это не «сторона» дела, а суть дела) не обратил внимания Плеханов, не говоря уже о других марксистах».

Из этих слов видно, какое громадное значение Ленин придавал теории познания марксизма. Диалектика для него не простое констатирование того, что совершается в природе и обществе, — но средство познать это в природе и обществе совершающееся, орудие познания, своего рода инструмент, при помощи которого мы «нечто» из области «незнания», непознанного, переводим в область «знания», познанного.

Материалистический сенсуализм есть истина, но точней, это — лишь условие приближения к действительности; материалистический сенсуализм в связи с практикой— как критерием истины – есть уже гарантия того, что мы на правильном пути к действительности, но самый путь есть материалистическая диалектика. Без неё мы всё ещё рискуем попасть в тенета материализма метафизического. Мы предпочитаем диалектику, в ее значении теории познания, формулировать не как гносеологию, а как методологию, ибо первая целиком отдает самой в себе замкнутой «критикой познания», слишком отдает кантианством. Понятие методологии шире: методология познания есть методология познания предмета, и это еще раз подчеркивает единство субъекта и объекта, подчеркивает предметность нашего знания.

Таким образом, в самой общей форме указание роль диалектики в марксизме заключалось бы в словах: диалектика есть методология (учение о методе) знания предмета. Но это первое указание было бы неполным, если бы мы не прибавили к нему слов: «на основе действия» (практики), ибо действенный момент теории познания вошел в марксизм ещё с 1845 года, со времени тезисов Маркса о Фейербахе. Представляется, как будто бы лишним повторять, что практика, действие входит и в арсенал теории познания Ленина.

Стало быть, материалистическая диалектика есть методологии знания на основе действия. Но и в этой формулировке сказана лишь половина дела. Действие есть не только момент теории знания; с тем же правом можно сказать, что и самое знание есть момент теории действия. Если диалектика есть теория знания, то она есть и теория действия.

В начале нашей работы мы, предварительно характеризуя Ленина, говорили о единстве теории и практики. Одиннадцатый тезис Маркса о Фейербахе возвел это единство в принцип. Ленин этот принцип воспринял во всей его силе. В одной своей статье он пишет: «Наше учение, — говорил Энгельс про себя и своего знаменитого друга, — не догма, а руководство для действия». В этом классическом положении с замечательной силой и выразительностью подчеркнута та сторона марксизма, которая сплошь да рядом упускается из виду. А, упуская ее из виду, мы делаем марксизм односторонним, уродливым, мертвым, мы вынимаем из него его душу живую, мы подрываем его коренные теоретические основания — диалектику, учение о всестороннем и полном противоречий историческом развитии; мы подрываем его связь с определенными практическими задачами эпохи, которые могут меняться при каждом новом повороте истории.