Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

Между собственно предисторией, т.-е. человеческим существованием до всякой истории, и действительной историей отвели место истории первобытной.

В сочинениях, написанных на эту тему с точки зрения учения о происхождении видов, фантазия авторов нередко весьма подробно занималась картиной телесных свойств и образа жизни первобытного человека. Следуя им, пришлось бы представлять себе первобытного человека, то как зверя среди зверей, то как подобное животным существо, с самого начала одаренное зародышем исторических способностей.

Пред лицом дикого и неуклюжего животного мира, рядом с которым мы должны представлять себе «начинающегося» человека, трудно переоценить его физические особенности. Без сомнения, он был наделен силой и проворством гориллы. Он обладал, не говоря уже, разумеется, об искусственно приобретенных навыках, всем, что рассказывается в истории об исполинской силе отдельных людей и что мы ежедневно наблюдаем в цирке или в других местах. Спорадические проявления силы наших современных атлетов и геркулесов были для первобытного человека само собою разумеющейся, природной ловкостью и принадлежали поэтому всем.

Пока человек без оружия противостоял хищным зверям, он должен был равняться с ними силою зубов и ногтей, кулака и руки, а также обезьяньей быстротой. Если мы представим себе соединенными в одном человеке мощь и ловкость, которая кулаком повергает на землю быка, руками ломает железо, зубами балансирует пудовые гири, качается на трапеции и танцует на канате над пропастью, то мы составим себе приблизительное понятие о физических качествах, которые делали первобытного человека способным, в подлинном смысле слова, выдержать борьбу на жизнь и на смерть с враждебной природой и ее чудовищным зверьем.

Поэтому мы вынуждены допустить, что первобытные люди, до изготовления оружия и утвари, помимо могучей мускулатуры и проворства членов, обладали более или менее похожими на зверей естественными орудиями нападения и защиты в своих ногтях и зубах.

Употребление и усовершенствование искусственного оружия само по себе имело последствием уменьшение напряжения и пользования прирожденным естественным оружием; с созданием средств, рассчитанных на защиту и безопасность, а также с растущим уютом существования и повышающейся духовной деятельностью, постепенно приходила в равновесие и физическая природа, от которой уже не требовалось чрезвычайного напряжения и проявления силы. Сходство с хищным зверем исчезло по мере того, как выступало духовное начало в гармоническом развитии человека. Ранящие и смертоносные свойства телесных органов постепенно переносились во внешнее для человека — на орудие. Зубы вступили в систему органов речи, когте образный отросток руки, употреблявшейся, вероятно, вместо ноги, превратился в покров ногтя, защищающего занятый работой палец, между тем как все грубо моделированное тело, первоначально созданное только для звериной жизни, теперь в своем стоячем положении утончилось в связи с условиями общественного существования.

И вот мы стоим перед человеком, который, в первобытном состоянии непрестанной защиты против кровожадных хищников, переходит к нападению и истребительной борьбе, благодаря применению изготовленных его рукой и мощно увеличивающих естественную силу ею рук приспособлений и орудий.

Здесь собственно начинается порог нашего исследования: человек, который, вместе с первым орудием — созданием своих рук — выдерживает свой исторический экзамен, а затем и вообще исторический человек в прогрессе его самосознания Последний является единственной твердой исходной точкой для всякого мышления и ориентации в мире, ибо абсолютно-достоверное для человека прежде всего только он сам.

Занимая средину между конечными пунктами исследования, геологическим началом и телеологическим будущим, человек является твердой точкой, исходя из которой мысль назад и вперед раздвигает границы знания, и к которому оно возвращается для нового здорового возрождения из блужданий субъективных домыслов в областях, навсегда недоступных для исследования.

§ 11. Становление абстрактного мышления вместе с появлением искусственных орудий труда

Не имея возможности останавливаться на истории происхождения других категорий, в частности так называемых моральных, дающих богатый материал для доказательства нашей основной установки, обратимся к вопросу об абстрактных понятиях вообще, Маркс уже установил общее положение по этому вопросу, которое им выражено в следующих словах: «На известном уровне развития после того, как умножились и дальше развились потребности людей и виды деятельности, которыми они удовлетворяются, люди дают отдельные названия целым классам этих предметов, которые они уже отличали на опыте (в своей практике) от остального внешнего мира».

Современная наука и в особенности языкознание полностью подтверждают точку зрения Маркса, с тем разве лишь существенным дополнением, которое Маркс, естественно, подразумевал, хотя это им не сказано, что абстрактные понятия возникают или получают широкое распространение только при пользовании человеком искусственными орудиями труда.И здесь мы видим определяющую роль основного закона истории – производства.

Не имея возможности здесь развить и обосновать это положение, перейдем прямо к ленинской трактовке сущности абстрактного понятия, представляющей гениальное углубление проблемы. Он пишет: «Идеализм первобытный: ,общее (понятие идея) есть отдельное существо. Это кажется диким, чудовищно (вернее: ребячески) нелепым. Но разве не в том же роде (совершенно в том же роде) современный идеализм, Кант, Гегель, идея бога? Столы, стулья и идеи стола и стула; мир и идея (бог), вещь и «нумен», непознаваемая «вещь в себе»; связь земли и солнца, природы вообще — и закон, логос, бог.

Раздвоение познания человека и возможность идеализма ( = религия) даны уже в первой элементарной абстракции «дом» вообще и отдельные «домы».

Это — гениальное обоснование гносеологического происхождения идеализма, религии и абстрактных понятии. Здесь Лениным с замечательной глубиной выяснена прежде всего двойственная. природа общего понятия или идеи. Если мы отрываем дом вообще от отдельных домов, то получается голая абстракция, которая может быть возведена и действительно возводится в самостоятельное существо (идеализм), в божество (религия). Поэтому Ленин и говорит, что уже в первой элементарной абстракции содержатся раздвоение познания и возможность идеализма и религии. То же самое относится и к закону связи вещей. Идеализм таким образом возникает тогда, когда общее понятие или идея объявляется отдельным существом, когда идея в смысле чувственного образа превращается в абстракцию, а затем и в самостоятельное существо с собственным бытием. Нет принципиального различия между первобытным идеализмом и идеализмом философским Канта или Гегеля. Эта ленинская постановка вопроса бросает яркий свет на историю религии и идеализма, поскольку речь идет, по крайней мере, о чисто логической стороне дела, каковая, разумеется, определяется еще и общественными отношениями.