Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

По всей вероятности, способность представления проявляется только на значительно более высокой ступени развития психики. Человек обладает этой способ ностью в весьма ограниченных пределах.

Не все чувственные качества умеет он наглядно воспроизводить в своей памяти. Представления вкусовых ощущений или запахов очень редко кому удается оживить в сознании так же ярко и живо, как зрительный образ. Существует множество людей, неспособных воспроизвести слуховые впечатления, например, «пропеть в уме» элементарную мелодию. Способность представления у человека простирается главным образом на область зрительных и в меньшей степени слуховых впечатлений. У животных же отсутствуют зрительные представления. Быть может, они имеют другие, например, чутьевые представления, однако для нас это остается еще неизвестным. Мы знаем только одно, что животные вполне могут обходиться без них, т.е. не имея вообще никаких репродуктивных представлений, они способны ориентироваться в своей среде.

Вещи, которые не находятся в поле непосредственного чувственного восприятия животного, не выступают в его сознании в качестве наглядных образов. Как только палку, бывшую много раз перед этим в употреблении у животного (шимпанзе), удаляют от цели таким образом, что при осматривании области цели она не попадает в поле зрения, а при взгляде на палку не видна цель (например, если палка лежит у задней стены за спиной шимпанзе, так что при повороте к ней цель уходит из поля зрения), то обезьяны ни в одном случае не были в состоянии использовать палку.

Келер дает следующие описания этих опытов: «Я всякими средствами обращал внимание её на прутья, лежащие у задней стены ее клетки. Она смотрела на них, но так как в то же время не могла видеть области цели, палки оставались для нее бесполезными и безразличными, она к ним не прикасалась. Даже, когда однажды утром мы все же вынудили ее взять палку из такого положения и пустить ее в употребление, — при повторном эксперименте, когда палки лежали в том же месте, обезьяна оказалась все же совершенно неспособной применить их, несмотря на то, что, бродя по клетке в поисках решения, она часто подходила к палкам и смотрела на них. В то же самое время, всякая палка и даже всякая ее замена (пучок соломы, щепка, кусок проволоки и др.), которая находилась в поле обозрения вместе с областью цели, без всякого промедления колебания пускалась в употребление». Однажды обезьяна убежала даже в свою спальную каморку, чтобы принести оттуда одеяло. Она проталкивала материю через решетку, била ею по фруктам, и гнала их к себе. С первого взгляда может показаться, что здесь налицо проявление работы репродуктивного представления, что обезьяна оживила в памяти образ одеяла. Но у Келера мы находим к этому пункту следующее примечание: «Открытая дверь спальной каморки обезьяны находится близко от передней решетки, так что она, находясь против цели, может незначительным поворотом взгляда, еще оставляющим область цели зрительном поле, видеть сквозь открытую дверь одеяло, которое не менее удалено от цели, чем палка у задней решетки. Но разница в том, что обезьяна повернется лицом к палкам, область цели исчезает совершенно из поля зрения».

Эта роль сенсорного поля в интеллектуальной деятельности животных особенно наглядна в тех случаях, когда незаметно для животного передвигают палку - и постепенно приближают ее к области, обозримой вместе с целью. Как только палка переходит определенную критическую черту, она тотчас же воспринимается и используется обезьяной, до этой же черты — остается бесполезной.

К. Бюлер, пытаясь анализировать данные опытов Келера об использовании обезьяной палки в качестве средства, говорит: «Это неудивительно, во всяком случае, жителю дерева хорошо должна быть известна связь ветки с плодом. Когда он теперь сидит в клетке, за решеткой которой находятся фрукты без ветви, а внутри клетки — ветвь (т. е. палка) без фрукта, то с психологической точки зрения главная задача заключается в том, чтобы он эти два переживания соединил в представлении в одно, остальное понятно само собой»

Такое рассуждение более чем необоснованно. Наглядные образы прошлых переживаний жизни в лесу и сногсшибательные рассуждения зверя "«эта- палка, собственно говоря, ветвь, только без фрукта», а «это фрукт, но ему недостает ветви», переходят в еще более поразительное заключение животного «соединить бы их в представлении, а потом и в действии». У животного обычно не остается четкого образа-воспоминания об увиденном даже за минуту перед этим. Вещи и явления, не находящиеся в поле непосредственного чувственного восприятия, не существуют в представлении животного в качестве отчетливых образов.

Конечно, нельзя сказать, что животное не чувствует отсутствия вещей, лиц, составляющих объекты их интереса. Отсутствие пищи, животным, ощущается остро, но в его сознании не возникает ни внешнего вида и образа кормушки, ни представления о том, как выглядит сама пища. Щенок чувствует отсутствие матери, но в его сознании не фигурирует ее образ. Отсутствие чего-либо животным ощущается как пробел, как недостаток чего-то, но никогда как конкретный, наглядный образ определенного предмета. Переживание в этих случаях более близко общему чувству «чего-то нет» – ощущение пробела и стремление его восполнить.

Профессор Тифлисского университета Бериташвили, производивший в своей лаборатории опыты над собаками по методу условных рефлексов, странным образом пришел к заключению, будто собаки имеют наглядные зрительные воспоминания только на том основании, что собака, которой была показана пища в другой комнате, при сигнале кормежки, не найдя в ближайшей кормушке еды, отправилась в ту комнату, где ей в первый раз показали пищу. Факт этот был истолкован экспериментатором следующим образом: в воображении собаки ясно фигурирует четкий образ отдалённой комнаты, вид тарелки, на которой лежит пища и т.д. Эти эксперименты были засняты и демонстрировались в качестве фильма. Внимательное наблюдение за тем, как в этом случае ведет себя собака, показывает каждому, что собака не преследует здесь наглядно представленной цели. Она ищет не определенной, ясно запечатлевшейся в ее воображении кормушки, а ищет вообще пищу и если бы она нашла ее в новом месте без всякого указания, то съела бы ее и возвратилась на свое место. Есть большая разница между двумя состояниями сознания: диффузным общим чувством — «в том направлении есть что-то съедобное» — и ясным наглядным представлением — «на таком-то месте, направо, в углу у черной печки есть такая-то по виду и запаху пища, на таком-то блюдце».

Почтовый голубь, разумеется, не имеет в своем воображении живой картины того, как выглядит предстоящий путь или место, куда он летит, иначе пришлось бы удивляться, почему эта птица не опередила человека и не создала лучший мир культуры и лучшую науку.