Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

Будучи искусственным созданием человека, орудие труда развивается в полном соответствии с этапами экономического развития и общества в целом. Орудие превращается в машину в собственном смысле этого слова лишь в эпоху промышленного переворота, иначе говоря, машина есть продукт буржуазного общества. Процесс превращения орудия в машину был обусловлен развитием хозяйственной жизни. Дело в том, что техника не развивается как самодовлеющий процесс; люди могут противостоять природе, лишь известным образом устанавливая взаимоотношения между собой. Тем самым активное отношение к природе (техника) возможно лишь при определенных производственных отношениях между людьми (экономика). Техническая деятельность совершается всегда в форме хозяйственной деятельности. Техники как самостоятельного процесса, развивающегося по особым законам, чуждого общей социальной закономерности, не существует. Постепенно это до некоторой степени становится ясным и отдельным представителям буржуазной техники. В этом отношении заслуживает внимания американский сборник об общественной роли электрификации. В введении к этой книге Гиффорд Пинчот говорит о плановой электрификации, об общественном контроле и прочих вещах, явно недостижимых при капитализме. Во всяком случае симптоматично следующее признание: „Плановая электрификация отличается от сверхмощных станций так же, как ручной слон отличается от дикого. Первый является другом и помощником человека, второй блуждает на свободе и может быть опасным врагом. Общество должно занять место на шее слона и руководить его движениями, а не беспомощно путаться по земле под его ногами". 1Эти слова ни в какой степени не способны изменить существа дела в капиталистической Америке. Но они в высшей степени важны в том отношении, что показывают силу экономических законов, заставляющих крупных представителей капиталистической техники связывать хозяйство с техникой и провозглашать: „Главная задача не прибыль, а общественное благо".

Таким образом, мы видим, что техника и экономика находятся в органическом единстве и отделять их друг от друга возможно лишь в абстракции. Более того, происходящая в классовом обществе борьба экономических интересов — классовая борьба — не может не оказывать непосредственного влияния на технику.

Все это ускользнуло от внимания не только большинства машиноведов, но и философов техники, анализ которых не сопровождается глубоким проникновением в суть вопроса. Вендт, например, признает решающее влияние техники на общественное развитие, но самого главного он не видит, хотя как будто понимает взаимосвязь техники с различными сторонами общественной истории. Так, он говорит: „Техника создает условия труда для человечества, она революционизирует общественные отношения, она вторгается в государственное право и влияет на гражданское законодательство. Она приводит далее человечество не только к материальному, но и к духовному". Приведенные слова являются далеко не слабейшей характеристикой общественного значения техники, какую можно встретить в бесчисленных трактатах по философии орудий труда. И все же у Вендта нет самого важного: понимания социальной детерминированности техники, связи ее с экономикой, классовой борьбой и т. д. Техника рассматривается им как непрерывный поступательный процесс преуспеяния человечества. Что техника оказывает решающее влияние на общественный прогресс, — это не подлежит сомнению. Однако, задача заключается в том, чтобы показать, каким образом и в каких формах осуществляется это влияние.

Дело осложняется тогда, когда от орудия приходится переходить к машине. Буржуазная наука, не сумевшая разобраться в общественной природе первого, тем более путается при изучении последней. Доказательством плачевного состояния философии техники является между прочим то, что для нее при анализе машины ведущим началом является механика. Для буржуазного обществознания механика играет теперь такую же руководящую роль, как и во времена Маркса. Но современная механика так же мало способна помочь философии техники, как механика середины прошлого века мало помогла экономистам того времени.

В первом томе „Капитала" Маркс критикует механиков и следующих за ними экономистов за то, что они видят в орудии простую машину, а в машине — сложное орудие. Маркс находит, что „с экономической точки зрения это определение совершенно непригодно, потому что исторический элемент в нем отсутствует". 1Что же такое обозначает этот „исторический элемент"? Оказывается, для Маркса „ речь идет о том, чтобы доказать связь между общественными отношениями людей и развитием материальных способов производства". Дело не в том, чтобы усмотреть в машине общественное орудие, это может увидеть и механика, тем более буржуазное обществознание. Задача состоит в раскрытии природы этого социального элемента и в обнаружении доподлинной сущности машины. Маркс показал, что машина возникает лишь на определенном этапе общественного развития. Будучи продуктом буржуазного общества, она носит на себе его черты. Машина не может изучаться сама по себе, независимо от всех нитей, связывающих ее с политикой, экономикой, естествознанием и т. д. Она должна быть взята во всей многогранности своей социальной опосредствованности, и прежде всего надлежит увидеть, какую роль она играет в общей системе хозяйственной жизни. Тогда оказывается, что машина при капитализме выступает как средство производства прибавочной стоимости, в силу чего вокруг нее разыгрывается ожесточенная классовая борьба. В „Капитале" содержится огромное количества фактов из истории классовой борьбы в связи с введением машин. Мы не станем приводить соответствующие отрывки. Вместо этого сошлемся на мнение выдающегося представителя машиноведения Редтенбахера. Указав на задачи техники и отметив ее поразительные успехи, он с нескрываемой горечью констатирует ее опустошительное действие, хотя в качестве инженера глубоко верит в лучший порядок: „И так случилось, — говорит он, — что о плодах этой напряженной деятельности приходится частью очень сожалеть. Но опыт, именно горький, приведет также здесь к разумному и мудрому употреблению мастерских технических деяний, и нужно с полной уверенностью надеяться, что усовершенствованная техника будет действовать для благополучия и благословения, но не для проклятия людей".

Этот выдающийся ученый видел, что при капитализме техника становится источником бедствий для человечества. Надо прямо сказать, что Редтенбахер обнаружил большее понимание общественной роли машины, и ее связи с экономической жизнью, нежели многие представители буржуазной науки (философы, физики, экономисты и т. д.), которые ничего кроме непрерывного поступательного развития техники, автоматически несущей человечеству освобождение от всех социальных зол, не видят.. Достаточно сослаться на сравнительно недавно вышедшую работу Леммеля, чтобы в этом убедиться. Леммель различает четыре стадии. в использовании естественных богатств: первая характеризуется употреблением органов тела, вторая — применением искусственных орудий, третья — изобретением „механических машин", „четвертая ступень: планомерное овладение силами природы, предоставленными на земле к услугам людей". 1Не входя в оценку перечисленных стадий, отметим, что Леммель совершенно не подозревает о существовании экономических законов и классовой борьбы. Пообещав исследовать „ физическую сторону социального вопроса", он в действительности занялся изучением, если так можно выразиться, „социальной" стороны физического вопроса. Не удивительно, что он закончил свою работу одним лишь упованием на будущее. „Справедливое распределение найденных на нашей планете запасов энергии между народами и отдельными людьми, — говорит он, — явится проблемой для будущих государственных деятелей". Приблизительно в этом роде пишут многие представители философии техники.