Петр Кропоткин - Этика. Том I. Происхождение и развитие нравственности.

Причина взаимного страха между людьми, зависит отчасти от естественного равенства всех людей и отчасти от их взаимного желания вредить друг другу (там же §§ III и IV). А так как самый слабый человек может убить самого сильного, а равны все, кто может сделать равное, то все люди естественно равны между собою. Существующее теперь неравенство введено было гражданским законом (§ III). До этого, при естественном праве, каждый сам является верховным судьей средств, которые он употребит для самосохранения (§§ VIII и IX); в силу этого „природного права” все принадлежит всем (§ X). Но так как это состояние вело бы к войне, то люди вступили в общественный договор, которым устанавливался мир, и в силу „закона природы” все обязывались соблюдать этот договор.

Нравственная философия, писал Гоббс, ничто иное, как наука о том что есть добро и что есть зло во взаимном общении людей и в человеческом обществе. Добро и зло — названия, выражающие наши желания и нежелания, которые при различных темпераментах людей, различных нравах и учениях бывают различны, так как люди расходятся в своих понятиях о том, что есть добро и зло и приятное и неприятное получают в их суждениях различные толкования, и т. д. (De Cive, конец главы ХV).

De legibus naturae disquisitio philosophica. Лондон, 1672 г.

„Этика”, часть I, положение 15-е, стр. 17 русского перевода под ред. проф. Модестова, изд. 4-ое СПб. 1904. В следующих ссылках я буду упоминать только частьримскими цифрами и положениеарабскими.

О Декарте см. ниже, в следующей главе.

Слово „вещь“ Спиноза употреблял одинаково как для неодушевленных предметов, так и для живых существ.

Утверждение, что человек не свободен и может делать только то, что вытекает из его природы, в связи с таким же утверждением о Боге, встречается в разных местах „Этики” Спинозы. Так, например, в предисловии к IV-ой части „О человеческом рабстве или о силе аффектов”, он писал: — „то вечное и бесконечное существо, которое мы называем Богом или природой действует по такой же необходимости, по какой оно существует”.

An Essay Concerning Human Understanding, вышло в 1689 г., на другой год после водворения в Англии конституционной монархии. Излагая учение Локка, я цитирую его мысли по „шестому изданию, с значительными дополнениями”, вышедшему в Лондоне в 1710 г.

Treatise on governement, 1689. Letters on Toleration and Reasonality of christianity.

Действительно, писал Локк, скажите человеку, который раньше этого не слыхал, что надо поступать с другими так, как он желает, чтобы с ним поступали, и он спросит: „почему”. На это христианство ответит, что так велит Бог, а последователь Гоббса скажет, что того требует общество, и что Левиафан, т.е. государство, накажет, если этого не исполнить (кн. I, гл. III, § 5). Вообще добродетель хвалят не потому, что она прирожденное качество, а потому, что она полезна (§ 6); причем упомянутый совет чаще дается другим, чем исполняется (§ 7); Локк, таким образом, вполне шел за Гоббсом, не замечая одного — что привычки наследуются и становятся инстинктами и что инстинкты, т. е. то, что тогда называлось „appetite” к чему нибудь — хотение — в значительной мере наследственны. Борясь с мыслью о прирожденных мыслях, он не замечал наследственности, хотя ее поняли уже Бэкон и отчасти Спиноза.

Clarke. — Discourse concerning the Unalterable Obligations of Natural Religion.

Inquiry concerning Virtue, bоок I, part 2, § 3 (томII его сочинений стр. 35).

Сочинения, II том, § 3, стр. 55–59. Ср. также book II, part II, § I (стр. 120 того же тома).

Ib. Cit. bооk II. part 1, sect. (стр 77).

Ib. Cit book II. part 2, § 2 (стр 144).

Ib. cit. Заключение второй части второй книги (стр 173).

„Утверждать, что естественным состоянием людей было — жить врозь друг от друга — нельзя, не впадая в нелепость, потому что лучше отнять у живого существа всякое другое чувство и привязанность, чем привязанность к обществу и себе подобным”. (Моралисты, философская рапсодия, представляющая передачу некоторых разговоров об естественных и нравственных предметах „The Moralists, a Philosophical Rhapsody: being a Recital of Certain Conversations on Natural and Moral Subjects” (том II сочинение Шефтсбэри). Далее он говорит: „если только с другой стороны, строение этих существ было схоже с нашим … если у них была память, чувство привязанностито очевидно, что они также мало могли бы, по собственному желанию, воздержаться от жизни в обществе, как и сохранить свою жизнь без него” (§ 4 стр. 317). Шефтсбэри указывал затем на слабость ребенка у человека и на необходимую для него защиту и лучшую пищу и писал: „не должна ли была его семья вырости в род, а род — в племя? Если бы она даже оставалась только родом, то разве pод не был бы обществом взаимной защиты и взаимной пользы (стр. 318). Очевидно, что общество было для человека естественным состоянием, и что иначе, как обществами, он никогда не жил и не мог жить(стр. 319). Эту мысль, как мы увидим дальше, повторил Юм.

Вот как Шефтсбэри в своем сочинении „Моралисты” описал себя: „будучи по отношению к добродетелитем, что вы недавно стали называть реалистом, он стремится доказать, что действительно есть нечто, само по себесуществующее в природе вещей, непроизвольное и неискусственное (facticious), если я могу так выразиться; но данное извне или независящее от обычая, моды или воли; даже не от самой Верховной Воли, которая не может управлять ею, но сама, будучи необходимо доброю, управляется или даже тожественна с нею (Указан. соч. часть 3-ья, § 3, стр. 257).

В другом месте Шефтсбэри писал: „точно также ни страх ада, ни тысячи страхов перед божеством не ведут за собой появления совести там, где нет понятия о том, что нехорошо, что отвратительно (odious), что представляет нравственное уродство, или что непохвально. Там же, где это есть, там уже действует совестьи необходимо появляется боязнь наказания, даже если ничто не угрожает им„. (Кн. II, часть II, § 1, стр. 120).

Вот еще одно место из его „Характеристик” (кн. II): „Вы конечно слышали, мой друг, ходячее утверждение, что миром управляет личная выгода. Но я думаю, что тот, кто поближе присмотрится, увидит, что страсть, настроение, каприз, усердие, партия и тысячи других побуждений, идущих в разрез с личной выгодой, имеют большое значение в движении этой машины“. (An Essay on the Freedom of Wit and Humour, Sect. 3, стр. 115). — На деле, прибавлял он, —” хорошее побуждение, — ласковость и щедрость, добродушие и дружба, общественные и естественные наклонности — имеют такое же значение в жизни, и двигателем окажется нечто сложное, происходящее из них и более, чем наполовину сохраняющее свою природу” (том I, стр. 115–116). И он зло осмеивал Гоббса (стр. 118–119) и других защитников „эгоистического” об‘яснения жизни. — „Все бесспорно ищут счастья, писал он, но вопрос в том, — находим ли мы его, следуя природеи уступая своим обычнымнаклонностям; или же подавляя эти наклонности и со страстью отдаваясь личнойвыгоде, узкому эгоизмуили даже только сохранению жизни”(стр. 120–121). „Ни в чем человек так вполне не проявляет себя, как в своем расположении духа(temper) и в характере своих страстей и наклонностей. Если он теряет то, что в них есть мужественного и достойного, он настолько утрачивает себя, как если бы он потерял память и разум (том I, стр. 121).