Ольга Деркач - Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Слыхали ль вы… да нет, даже львы не слыхали, чтобы в городе существовал полуостров. Город на полуострове – это да, слыханное в географии дело, считать таких городов на планете – не пересчитать. Но чтобы в перенаселенном городе, да на реке, которая зовется отнюдь не Енисей и не насчитывает пяти километров между берегами… Тем не менее и такое чудо чудное в Москве наличествует. И зовется оно Щукинский полуостров.

Изумительнее того: памятник природы Щукинский полуостров – дело рук человеческих. Редкостный, по крайней мере у нас в стране, случай: если загадить что – это мы запросто, а вот наоборот… Тем не менее чистая правда – в Строгинской пойме брали песок для строительства, а потом карьер затопило и образовался полуостров, который сейчас соединяется с материком по имени Москва узеньким перешейком. На полуострове даже свой собственный залив есть. Если не знаете, ни за что не догадаетесь, как он называется: Чистый. Даже поверить трудно, ведь кусочек берега недалеко от залива помечен на карте столицы как пляж.

И все-таки люди еще или уже не успели нанести в этом малодоступном месте большого урона природе. Посему здесь вовсю гнездятся береговая ласточка, соловей и даже птички с продуктовыми названиями овсянка и чечевица. На полуострове можно увидеть, если повезет, ежика, зайца-русака и зверька царских мантий – горностая. Только цветов, если поедете, не рвите, а то неприятностей не оберетесь: на Щукинском полуострове среди 300 видов флоры полно особо охраняемых.

Это не мы фамильярничаем, это у любого актера спросите: никто из обучавшихся в театральных вузах не произносит длинно и торжественно: Театральное училище имени Михаила Семеновича Щепкина при Малом театре или Театральное училище имени Бориса Васильевича Щукина при Театре имени Евгения Вахтангова. Студенты-актеры в хвост и в гриву панибратствуют: «Щука», «Щепка». И экзамены вступительные сдавать бегают сразу туда и сюда – с Неглинной в Большой Николопесковский и обратно – где, смотришь, понравятся, где, глядишь, и примут.

«Щепка» старше, солиднее, знатнее, у нее царственный предок – Московское Императорское театральное училище, которое учредил лично император Александр I в 1809-м довоенном году. Родоначальница «Щуки» проще, демократичнее, сначала в толстовке, позже в кожанке и красной косынке – Студенческая театральная студия, называемая еще Мансуровской, но не по имени актрисы, которая ее закончила, а по названию переулка, где располагалась (наоборот, актриса взяла себе псевдоним от студии, настоящая фамилия Цецилии Львовны – Воллерштейн). Создал студию в 1913 году Евгений Вахтангов, его же следует считать акушером нового, рожденного от студии театра, получившего позже его имя.

«Щепка» Малого театра не порождала, возник он, если кому интересно, от группы актеров сгоревшего в 1805 году Петровского театра, к которым Дирекция Императорских театров прикупила крепостных актеров. К слову сказать, и Щепкин родился крепостным, но был выкуплен из зависимости благодарными поклонниками его незаурядного таланта. В 1938 году советские начальники над культурой то ли за актерскую гениальность, то ли за происхождение выделили Михаила Семеновича из целой плеяды корифеев, которые играли в Малом и преподавали в училище, и пожаловали театральной школе его имя. Борис Васильевич Щукин в училище своего имени не преподавал, он учился и работал там, когда оно еще называлось 3-й Студией МХАТ. Нелишне добавить, что в Студию он пришел уже взрослым человеком с высшим техническим образованием – закончил перед самой революцией МВТУ. По смерти народного артиста в 1939 году его имя немедленно присвоили училищу.

Вот так с конца тридцатых они и сосуществуют-конкурируют: «Щука» и «Щепка», «Щепка» и «Щука». Щеголяют друг перед другом щедрыми талантами, а то щетинятся и щелбаны щенкам-студентам дают, не щадят самолюбий. «Щастливчики» из «Щепки» и «Щуки».

Вне всякого сомнения: из жителей нашей необъятной Родины с творчеством архитектора Щусева лучше всех знакомо население юго-восточных губерний. Не все, однако, а только те, кто по долгу службы или для иных каких надобностей часто прибывает в столицу по железной дороге. Творения Алексея Викторовича им просто не обойти, не объехать – это Казанский вокзал. С чемоданами, конечно, архитектурой любоваться не с руки, а это досадно, потому как посмотреть там есть на что (читайте главку «Вокзалы»), но не беда: спустится ли командированный в метро «Комсомольская-кольцевая» – это опять щусевского ума и таланта дело, доедет ли наш путешественник до станции «Охотный Ряд» и выйдет к Красной площади – и тут ему не миновать плода щусевского вдохновения под названием мавзолей.

Вообще-то в том, что начинают приезжие с Казанского вокзала, есть своя историческая справедливость. Собственно говоря, если бы не победа в конкурсе «Московские ворота на восток», может, Алексей Викторович и в Белокаменную-то перебираться бы не заспешил. Киев, Питер… Венеция, в конце концов, где по проекту Щусева был построен павильон на художественной выставке, – мало ли мест, где может приложить руки даровитый архитектор? Но башня Сююмбике побила всех конкурентов, и заказ на строительство вокзала получен. В Москву, в Москву…

Знал бы Щусев, во что ввязывается! Стройка затянулась на целых 27 лет. В 1913 году неспешно начали, а там – Первая мировая, царя скинули, Гражданская, разруха, нэп… Между делом к не законченному еще вокзалу Щусев пристроил первый московский рабочий клуб имени Октябрьской революции – теперь это Дом культуры железнодорожников, – а корреспонденты главной железнодорожной газеты «Гудок» Ильф и Петров успели вставить его в роман «Двенадцать стульев», как будто бы воздвигнутый на бриллианты мадам Петуховой. К 1926 году вокзал завершили вчерне, к 1940-му – окончательно. В середине восьмидесятых его расширили в сторону Новорязанской улицы – точно по заветам, нет, не Ильича, а Викторовича Щусева.

Книжки о Щусеве, изданные в советское время, больше упирают на творения, созданные зодчим после 1917 года. И тщательно обходят тот факт, что, Алексей Викторович выстроил без числа храмов и часовен, и если бы не революция, его могли бы причислить к лику святых – так во всяком случае шутил сам Щусев. Церковь и собор в Марфо-Мариинской обители на Ордынке из этого сонма.

Всех щусевских работ нам не перечислить, но еще об одной умолчать невозможно – ведь именно эту считают вершиной его творчества все книжки, заверенные Главлитом. Это тоже, по сути, храм, но выстроенный для безбожников, и называется он – мавзолей. Теперь уже пишут, что автором мавзолея был не сам Щусев, а кто-то из его подчиненных. То ли польский архитектор, которого после сгноили на Соловках, то ли архитектор Исидор Француз, которого подвело его еврейское происхождение. Кто знает: Щусев действительно тогда работал не один, а с группой товарищей, и проблема соавторства в любом творчестве – острая и часто неразрешимая. Авторство мавзолея, кстати, очень помогло, но не самому Щусеву, а людям, за которых он вступался. В числе тех, за кого хлопотал Алексей Викторович, козыряя мавзолеем, персонаж этой книги Петр Дмитриевич Барановский. Но даже если вынести мавзолей за скобки, вклад в зодчество у академика Щусева выходит весомый. Не зря его имя носит Музей архитектуры, им же, впрочем, и созданный.