Михаил Гордин - Пушкинский век

Смертность здесь составляла более 15 процентов. Умерших переносили в особое здание. По правилам надлежало не хоронить до тех пор, пока не покажутся признаки тления, чтобы по ошибке не предать земле находящихся в летаргическом сне. Тем же из умерших, кто при жизни был подвержен обморокам, полагалось привязывать к рукам и ногам шнурки с колокольчиками, проведенные в комнату смотрителя. Если больной не умер, а только в глубоком обмороке, очнувшись, он пошевелится, колокольчики зазвенят, и смотритель подаст ему помощь.

В этом же здании находилось и все нужное для приведения в чувство утопающих и задыхающихся.

Из-за обилия рек и каналов жители Петербурга нередко тонули. В ноябре 1830 года газета «Северная пчела» рассказала следующий случай. Служанка пастора реформаторской церкви Генриетта Егорова, находясь на плоту близ Полицейского моста, упала в Мойку и начала тонуть. На крик сбежалась большая толпа. Случившийся здесь дворник Демутова трактира крестьянин Лука Афанасьев бросился в воду и при помощи служителя Придворной больницы Григория Слесаренко вытащил утопающую на пристань. Женщина не подавала уже признаков жизни. Ее стали откачивать, но это не помогло. Тогда ее снесли в находящуюся поблизости Придворную больницу, где врачи, употребив ряд средств (они подробно описывались в газете), привели Егорову в чувство. Затем по распоряжению полиции ее отправили в Обуховскую больницу.

Для «рабочих людей, приходящих из разных губерний в столицу и нередко подвергающихся жестоким недугам», отведены были бесплатные места в госпитале лейб-гвардии Финляндского полка и Морском госпитале — по 100 мест в каждом. Для определения в госпиталь хозяин или подрядчик должен был дать знать о заболевшем в Съезжий двор, то есть в полицию.

В конце 1820-х и в начале 1830-х годов были открыты на 1-й линии Васильевского острова больница Марии Магдалины, на Петербургской стороне — Петропавловская больница, на Екатерининском канале у Аларчина моста — Детская больница.

Больница у Аларчина моста была первой в России и третьей в мире больницей для детей. Рассказывая о ней, В. Бурьянов писал: «Есть здесь в городе сотни, тысячи таких младенцев, которые, сделавшись больны, не имеют никого, кто бы за ними присмотрел, потому что их отец бедный чиновник или ремесленник, который, чтобы доставить кусок хлеба другим своим детям, должен целый день в поте лица своего работать, а их мать должна сама сходить на рынок, сама убрать горницу, сама стряпать в кухне. Из кухни идет чад; больное дитя, беспокоимое мухами, плачет, вертится, стонет; бедная мать готова уже затушить огонь на очаге, но другие дети ее придут сейчас голодные, их надобно накормить. Зимой в комнате очень дурный воздух, надобно его освежить, отворить форточку, попрыскать уксусом; для того надобно кроватку с больным перевести в другую горенку, но нельзя; другая горенка уже два дня как не топлена, потому что деньги, которые надобно было употребить на дрова, посланы в аптеку за лекарство. Притом надобно еще заплатить доктору; отец семейства заложил в ломбард те серебряные часы, которые подарил ему его отец… Несмотря на все это, часто больной мальчик или больная девочка умирают в страданиях… И таким образом погибает большая часть детей у бедных родителей!»

Огромная детская смертность побудила открыть в Петербурге больницу для детей. Открылась она на даяния благотворителей.

В описаниях Петербурга 1830-х годов к самым распространенным в столице болезням причислялась ипохондрия. «В Петербурге, где большая часть населения составлена из людей, проведших первые лета юности или за границею, или внутри России, ипохондрия почти обыкновенная болезнь, — пишет И. Пушкарев. — Воспоминания о родине, сердечные утраты, обманутые надежды, так долго услаждавшие нас, и разочарование в наслаждениях удовольствиями жизни, превращают в ипохондриков людей, прежде не показывающих ни малейших следов сей болезни». Ипохондрия — «низшая степень меланхолии, расположение к задумчивости и мрачным мыслям». Жизненный уклад николаевского Петербурга способствовал развитию нервных и душевных болезней.

И в столичной словесности с 1830-х годов стали быстро множиться персонажи-безумцы. Следом за бедным Евгением из «Медного всадника» сходит с ума одержимый жаждой золота Германн — герой «Пиковой дамы». Сходят с ума герои петербургских повестей Гоголя художник Пискарев из «Невского проспекта», художник Чартков из «Портрета», чиновник Поприщин из «Записок сумасшедшего».

Выразительную и правдивую картину Дома умалишенных нарисовал Пушкин в стихотворении «Не дай мне Бог сойти с ума»:

В «Заключении» повести «Пиковая дама» Пушкин писал: «Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы, и бормочет необыкновенно скоро: — Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..»

Сначала Дом умалишенных располагался в здании Обуховской больницы, но затем, с 1828 года, на седьмой версте по Петергофской дороге. В бывшей даче князя Щербатова была открыта специальная психиатрическая «Больница Всех Скорбящих». На 1 января 1834 года здесь находилось 119 человек обоего пола.

Невский проспект от набережной Фонтанки. Литография. 1830-е гг. На углу — аптека В. Вольфа.

В 1815 году в Петербурге числилось 43 аптеки — 11 казенных и 32 «вольных», то есть частных. К 1838 году «вольных» аптек стало 48. Почти все они находились в центральных частях города и на Васильевском острове. В окраинных же частях — Рождественской, Нарвской, Каретной, Охтинской — было по одной аптеке, а Петербургской и Выборгской частях — по две.

Лекарства стоили очень дорого и были недоступны простому люду, лечившемуся по-старинке, народными средствами.

За лекарства, забранные в аптеке в июне 1836 года, Пушкин заплатил 170 рублей 23 копейки, за взятые в июле того же года — 183 рубля 47 копеек, в августе — 118 рублей 73 копейки. Живя с семьей на Пантелеймоновской улице в доме Оливье, затем на Французской набережной в доме Баташева, Пушкин пользовался аптекой Брунса на углу Моховой и Пантелеймоновской улиц. Переехав в дом на Мойке — аптекой Типмера близ Невского проспекта на Малой Морской. Что же здесь покупали Пушкины? В счетах аптекарей значится микстура, порошки, капли, пилюли, мази, киндербальзам, липовый цвет, ромашка, камфара, аррорут, ревень, касторовое масло, грудной чай, желудочный кофе, пластырь, присыпка и т. п. Кроме лекарств в аптекарских счетах Пушкиных значились губная помада, сироп для волос, анисовая вода, одеколон, пудра.