Михаил Гордин - Пушкинский век

Пушкин внимательно следил за народными волнениями в Петербурге и в военных поселениях. Письма его летних месяцев 1831 года из Царского Села полны взволнованных откликов на эти события.

«На днях на Сенной был бунт… Собралось православного народу тысяч шесть, отперли больницы, кой-кого (сказывают) убили; государь сам явился на месте бунта и усмирил его. Дело обошлось без пушек, дай Бог, чтоб и без кнута» (П. В. Нащокину, 26 июня).

Однако Пушкину казалось неприличным участие царя в подавлении холерных бунтов. 26 июля 1831 года в дневниковой записи о волнениях в военных поселениях он замечал: «…царский голос не должен угрожать ни картечью, ни кнутом».

Начав царствование картечными залпами по собственным подданным, Николай I и в дальнейшем не церемонился со своим народом. Пушкин же понимал, что примитивная политика — плохая политика.

1. Церковь Рождества Христова.

2. Рождественское училище.

3. Съезжий дом Рождественской части.

4. Александровский рынок.

5. Съезжий дом Каретной части.

6. Церковь Входа Господня во Иерусалим, позднее Церковь Знамения.

7. Типография А. Ф. Смирдина.

В первой главе «Евгения Онегина» Пушкин писал:

В Петербурге, городе с почти полумиллионным населением, подавляющее большинство которого как раз и составляли «низшие сословия», в 20-е годы прошлого века имелось всего лишь 10 приходских училищ — при церковных приходах и три так называемых уездных училища.

Приходские училища были одногодичные. Здесь «детей всех состояний и обоего пола» обучали Закону Божию, чтению, письму и четырем правилам арифметики. Можно себе представить, каким было качество обучения, если в единственном классе приходского училища, особенно из тех, что находились в густонаселенных частях города, набивалось чуть ли не по 100 человек зараз.

В уездных училищах курс был трехгодичный. Сюда принимали только мальчиков, имеющих подготовку в объеме приходского училища. Здесь «детям купцов, ремесленников и других городских обывателей» сообщались «сведения, которые по образу их жизни, нуждам и упражнениям могут быть наиболее полезны».

В 1830-е годы в Петербурге по-прежнему существовало 10 приходских училищ, в которых обучалось 400–500 детей (из них три четверти мальчиков). Число уездных училищ возросло до 8-ми; посещали их в то время около 500 мальчиков.

Обучали грамоте и счету также в детских приютах (воспитательных домах) и благотворительных учреждениях. Но это делалось отнюдь не только из филантропии или любви к просвещению, а из чисто меркантильных соображений — нужны были грамотные квалифицированные рабочие и мелкие служащие. При уездных училищах были учреждены приходские классы, куда принимали детей всех свободных сословий «для приобретения первоначальных сведений в коммерческих науках и бухгалтерии». Таких классов существовало 7, и посещали их 400 мальчиков.

С 1820 года существовало два училища солдатских дочерей полков лейб-гвардии — в Семеновском полку и в Большой Конюшенной улице. Здесь дочерей низших чинов обучали Закону Божьему, чтению, письму, счету и разным женским рукоделиям, находя, что для «низших» большего не требуется.

Разделяя точку зрения грибоедовского Фамусова, что все беды происходят от ученья, российское правительство полагало вредным и даже опасным основательное просвещение простого народа. Министр просвещения адмирал А. С. Шишков, занявший этот пост в 1824 году, незадолго до воцарения Николая I, говорил: «Науки полезны только тогда, когда, как соль, употребляются и преподаются в меру, смотря по состоянию людей, и по надобности, какую всякое звание в них имеет… Обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количество людей, принесло бы более вреда, нежели пользы». А преемнику адмирала на посту главного просветителя — графу С. С. Уварову принадлежат слова: «Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовит ей просвещение, то я исполню мой долг и умру спокойно».

Образованию дворянских детей уделялось, разумеется, значительно больше внимания, но и оно оставляло желать много лучшего. Особенно частное.

В своей записке «О народном воспитании», осуждая домашнее воспитание юных дворян как «самое недостаточное, самое безнравственное», Пушкин утверждал, что и «воспитание в частных пансионах не многим лучше… Нечего колебаться: во что бы то ни стало должно подавить воспитание частное». Пушкина самого чуть было не отдали в частный пансион. В программе автобиографии поэта есть строки: «Меня везут в Петербург. Езуиты. Тургенев». До того, как стало известно об открытии Царскосельского Лицея, Сергей Львович Пушкин намеревался отдать двенадцатилетнего Александра в иезуитский коллегиум, частный пансион, открытый в Петербурге французскими монахами-иезуитами для обучения детей аристократов.

Частные пансионы состояли под контролем Министерства народного просвещения, но контроль был формальный, обучение в большинстве случаев велось кое-как.

Частных школ всякого толка — и дорогих, и подешевле — в Петербурге было немало. В 1822 году — 40 (17 мужских и 23 женских); из них только 8 содержали русские, остальные иностранцы — французы и немцы. Полтора десятилетия спустя, в конце 1830-х годов, число пансионов и частных школ в столице увеличилось до 80 (из них русскими содержалось 25).

Пансионы делились на три разряда. Первый разряд соответствовал казенным гимназиям, второй — уездным училищам, третий — приходским.

В пансионах первого разряда учились почти исключительно дети дворян, не стеснявшихся в средствах и желавших дать своим отпрыскам светское воспитание. Недаром в этих заведениях особенно много внимания уделяли французскому языку, танцам, музыке, рисованию. Девиц учили также пению, а юношей фехтованию. И тех и других — хорошим манерам, умению вести себя в обществе.

В таком «благородном пансионе у эмигрантки Фальбала» воспитывалась героиня поэмы Пушкина «Граф Нулин» — Наталья Павловна.

В пансионы второго разряда — подешевле и попроще — отдавали своих детей дворяне среднего достатка, некоторые состоятельные купцы.