Михаил Гордин - Пушкинский век

Присутственные места (первый дом слева). Литография по рисунку В. Садовникова. 1830-е гг.

Чиновники, служащие в различных департаментах и коллегиях, составляли значительную часть столичного населения. В царствование Николая I число их резко увеличилось. Если в 1804 году в Петербурге насчитывалось 5416 чиновников, то к 1832 году их стало 13 528. Это был целый мир, управляемый Табелью о рангах, со своими понятиями и нравами. Приезжему Петербург казался городом чиновников. «Все служащие и должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях», — так писал в 1829 году молодой Гоголь.

Каждый день после восьми часов утра на петербургских улицах появлялось множество людей во фраках, сюртуках, плащах, измятых шляпах, старых шинелях, со свертками бумаг в руках. Это титулярные советники, губернские секретари, коллежские регистраторы, писцы и прочая мелкая канцелярская сошка, делая большие концы, пешком добирались до места своей службы.

Чиновник. Рисунок из альбома 1830-х гг.

Мелкие чиновники, живущие на жалование, влачили незавидное существованье.

Это строки из неоконченной поэмы Пушкина «Езерский». Ее герой — потомок древнего дворянского рода, как и Евгений из «Медного всадника», — бедный чиновник.

Все изображенное Пушкиным вполне соответствовало действительности. Гоголь сообщал из Петербурга матери: «Жить здесь не совсем по-свински, т. е. иметь раз в день щи да кашу, несравненно дороже, нежели думали, за квартиру мы плотим восемьдесят рублей в месяц, за одни стены, дрова и воду. Она состоит из двух небольших комнат и права пользоваться на хозяйской кухне. Съестные припасы тоже не дешевы». Эту квартиру снимали на двоих. Затем Гоголь, уже один, нашел себе помещение подешевле. С трудом устроившись писцом в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий, он получал 400 рублей в год. Такое жалование платили многим мелким чиновникам. Можно себе представить, как они существовали, если тот же Гоголь, получавший еще денежную помощь из дому, едва сводил концы с концами. Посылая матери отчеты о своих расходах, он писал о тратах за декабрь 1829 года: за квартиру 25 р., на стол 25 р., на дрова 7 р., на свечи 3 р., водовозу 2 р., на чай, сахар и хлеб 20 р., в библиотеку для чтения 5 р., на сапоги 10 р., прачке 5 р., на содержание человека 10 р., куплено ваксы на 1 р. 50 к. Итого 113 р.50 к. Кроме того, за мытье полов заплачено 1 р. 50 к., на лекарство 3 р. 70 к., на цирюльника 1 р. 50 к. Итого 6 р. 70 к.

А жалования шло всего 33 рубля с копейками в месяц. Неудивительно, что Гоголь целую зиму «отхватил» без теплой шинели.

Необходимость «построить» шинель была для маленького чиновника почти неразрешимой проблемой. В 1831 году портной мастер отказался чинить шинель чиновника Жукова, объясняя это тем, что она изношена донельзя. Чиновник воспротивился, а шинель была отправлена на оценку в портновский цех. Мастера этого цеха оценить шинель не смогли — она ничего не стоила и брались сшить новую за 110 рублей, то есть за четверть годового жалования чиновника.

С середины 1830-х годов положение мелких чиновников еще более ухудшилось. В апреле 1835 года профессор А. В. Никитенко записал в своем дневнике: «Новое постановление: не представлять чиновников к ежегодным денежным наградам. До сих пор каждый из них, получая жалование, едва достаточное на насущный хлеб, всегда возлагал надежды на конец года, который приносил ему еще хоть треть всего оклада: это служило дополнением к жалованию и давало возможность кое-как перебиваться… Теперь этого не будет, так как решили, что чиновники и тогда уже достаточно благоденствуют, если являются на службу не с продранными локтями».

Размеры жалования, пособий, установленные еще в начале века, не менялись.

так в черновиках «Медного всадника» изобразил Пушкин радужные мечтания своего героя, которому приходится жить на мизерное чиновничье жалование.

Но даже собственный «щей горшок» был доступен далеко не каждому обитателю Петербурга. Столицу наводняли тысячи нищих.

В 1814 году тогдашний министр полиции генерал С. К. Вязмитинов предписал городским властям очистить Петербург от «просящих милостыню» казенных и помещичьих крестьян и дворовых. Из этого предписания явствовало, что просили подаяние даже отставные штаб- и обер-офицеры. Несмотря на все правительственные старания, количество нищих в Петербурге росло. В 1837 году решили создать особый Санктпетербургский комитет для искоренения нищенства. Комитету выделили собственный дом в Коломне близ Аларчина моста, и он занялся «разбором всех лиц обоего пола, забираемых полициею за прошение подаяния и бродяжничество, для распределения и призрения их и для изыскания действительных средств к искоренению нищенства». За один год признали нищенствующими по уважительным причинам 1516 человек, которых и «призрели». Однако в голодные годы по стране разбредались мужики целых уездов и губерний. Да и разорившемуся купцу или мещанину или лишившемуся места чиновнику зачастую ничего другого не оставалось, как идти по миру с сумой. И потому искоренить нищенство не удавалось.

Ранним утром на улицах города, пишет в «Панораме Санкт-Петербурга» А. Башуцкий, «появляются люди в черных ветхих салопах, дурных кафтанах, заплатанных шубах; они робко, как тени, тянутся под стенами, заходят за углы домов, заглядывают в окна нижних ярусов и, жалобно сгибаясь, останавливаются у запертых еще дверей лавок и магазинов, дожидая их открытия. Это нищие… Спросите: где спали эти люди, так рано встающие? Может, в каком-нибудь отдаленном переулке под дождем и ветром, за углом забора, в сыром подвале… До обедни они будут бродить из лавки в лавку, кланяясь в каждой; в русских сиделец безмолвно подаст им во имя Христа грош; в иностранных из двадцати в одной им дадут его, в других же скажут Бог даст, пошел».