Михаил Гордин - Пушкинский век

Для Пушкина парады были не только великолепным зрелищем, но прежде всего напоминанием о военной славе России:

Но с тех пор как ему пожаловали унизительное для него звание камер-юнкера, Пушкин избегал посещать парады, он не хотел появляться на людях в придворном мундире среди своих «собратьев» — камер-юнкеров. По этой причине за пять дней до торжественного открытия Александровской колонны поэт уехал из Петербурга.

Огромный парад по случаю открытия Александровской колонны состоялся 30 августа 1834 года на Дворцовой площади. В нем участвовало стотысячное войско. Мимо колонны за дворцовыми гренадерами прошли воспитанники военно-учебных заведений, за ними пехота в сомкнутых колоннах, пешая артиллерия, кавалерия в эскадронных колоннах, конная артиллерия, пионерный эскадрон. В параде участвовали и войска Пруссии — союзницы России в войне с Наполеоном. Парад начался в одиннадцать часов утра, а кончился в четвертом часу дня.

Однако площадям и плацам Петербурга суждено было стать не только местом смотров и парадов гвардейских полков, но и местом их восстаний…

Такого в Петербурге еще не слыхали. А услышав, не сразу поверили. Случилось невероятное — 16 октября 1820 года восстал лейб-гвардии Семеновский полк — три тысячи солдат.

Преображенский и Семеновский полки были старейшими в русской гвардии, основанными еще Петром I. Семеновский полк прославился доблестью во многих походах. Он отличился и в 1812 году, а за кампанию 1813–1814 годов получил почетные Георгиевские знамена. Семеновский полк был любимым полком Александра I. Именно он помог Александру занять российский престол. В ночь, когда заговорщики убили Павла I, в карауле Михайловского замка стояли семеновцы. Самых видных и красивых солдат из армии Александр отбирал в этот полк. Царь часто носил темно-голубой семеновский мундир. И вот любимый царский полк вышел из повиновения.

Что же предшествовало этому?

Солдат-семеновцев отличала не только доблесть, но и прекрасная выправка. Они блистали на парадах. Жили семеновцы лучше солдат других полков, ибо многие ремесленничали: шили сапоги, выделывали султаны, огородничали. И тем пополняли свою артельную казну. Командир полка генерал Я. А. Потемкин был бескорыстен, справедлив, вежлив с офицерами и солдатами. Молодые офицеры, испытавшие вместе с солдатами все тяготы недавней войны, относились к ним гуманно, уничтожили в полку телесные наказания.

писал в «Стихах о бывшем Семеновском полку» Ф. Н. Глинка.

Тон здесь задавали будущие декабристы С. П. Трубецкой, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, И. Д. Якушкин, М. П. Бестужев-Рюмин и другие.

И хотя некоторые из них перешли в другие полки, все оставалось неизменным до весны 1820 года, когда командиром Семеновского полка был назначен Ф. Е. Шварц. «Этот Шварц, — рассказывал в своих „Записках“ Ф. Ф. Вигель, — был из числа тех немцев низкого состояния, которые, родившись внутри России, не знают даже природного языка своего. С черствыми чувствами немецкого происхождения своего соединял он всю грубость русской солдатчины. Палка была всегда единственным красноречивым его аргументом. Не давая никакого отдыха, делал он всякий день учения и за малейшую ошибку осыпал офицеров обидными словами, рядовых — палочными ударами; все страдало нравственно и физически».

Солдатская муштра. Рисунок неизв. художника. 1820-е гг.

Шварц был ставленником Аракчеева, который после возвращения гвардии из заграничного похода первым делом начал «чистить» полки, удалять неугодных ему командиров и заменять их жестокими солдафонами. Делалось это с полного одобрения царя и великих князей — Николая и Михаила. Последний считал, что Шварц, «беспрестанно содержа семеновцев в труде и поте, выбьет из них дурь», то есть вольный дух, чувство собственного достоинства.

Для семеновцев настали черные дни. Без того тяжелое солдатское существование Шварц превратил в сущий ад. Солдатам не было покоя ни днем, ни ночью. Днем их учили, ночью они отбеливали мелом панталоны и чистили амуницию. Кроме общих учений Шварц устраивал свои, где учил «своеручно», изощряясь в зверствах. Приказывал часами стоять неподвижно; тем, у кого от старых ран и от возраста недостаточно выпрямлялись ноги, велел привязывать лубки; рвал усы, колол вилками, заставлял плевать в лицо друг другу. С 1 мая по 3 октября были наказаны 44 человека, которые получили в общей сложности 14 250 ударов палками. Шварц запретил ремесленничать, не отпускал на работы, а деньги были нужны — на покупку амуниции, на мел, на клей, на баню, на мыло, на фабру для усов. Усы у всех должны были выглядеть совершенно одинаково. Тем, у кого усы росли плохо, приходилось наклеивать фальшивые. От клея на лице появлялись болячки. Новый командир обращался с солдатами, как с бездушными куклами.

И вот долготерпению их пришел конец. Непосредственным поводом к возмущению послужило следующее. «Во время учения, — гласит военно-судное дело, — когда не был еще сведен полк и роты учились отдельно, 2-я рота, кончив ружейные приемы, стала вольно. Ротный командир, увидя приближающегося полковника, скомандовал „смирно!“. При этом один из рядовых (Бойченко), исполнявший естественную надобность, стал во фронт, не успев застегнуть мундир. Тогда Шварц, подбежав к нему, плюнул ему в глаза, потом взял его за руку и, проведя по фронту первой шеренги, приказал рядовым на него, Бойченку, плевать».

Это было 16 октября 1820 года.

Вечером того же дня, несмотря на уговоры фельдфебеля, солдаты головной «государевой» роты самовольно выстроились в коридоре казармы, вызвали ротного командира капитана Кошкарева и принесли жалобу на полкового командира.

Узнав об этом на следующий день, 17 октября, в полк приехали генерал Бенкендорф и великий князь Михаил Павлович. «Государева» рота подтвердила жалобу. Солдаты просили изменить порядки в полку. Великий князь уговаривал, угрожал, но семеновцы твердо стояли на своем. Первую роту, без оружия, обманом увели в манеж, там арестовали и отправили в Петропавловскую крепость.