Михаил Гордин - Пушкинский век

В здании придворных конюшен помещался и музей, где хранились экипажи, сбруя, седла, попоны, чепраки. Здесь был выставлен дорожный возок Петра I, сработанный рядовыми Архангельского полка. В нем Петр ездил зимой. Черный, с четырьмя слюдяными оконцами в кожаных переплетах, обитый внутри простым солдатским сукном, снабженный сзади сундуком для царской одежды, возок был весьма скромен. Зато городские и парадные сани Елизаветы Петровны и Екатерины II блистали великолепием: резные, с позолотой, с малиновыми бархатными полостями, подбитыми бобром. Особенно роскошны были парадные кареты Екатерины II и Павла — снаружи золоченые, украшенные росписью, внутри обтянуты бархатом с шитьем и галунами. Позолоченная семейная карета Павла I поражала огромностью — она вмещала двенадцать человек. Слепили роскошью кареты, попоны, седла, усыпанные драгоценными камнями, — подарки русским царям от европейских и восточных правителей. Здесь было и чучело любимого рыжего коня Екатерины II по кличке Солдат, и множество других диковин, имеющих отношение к царским выездам.

Вид Исаакиевской площади от Сената. Литография. 1820-е гг.

Не меньше, чем экипажей на улицах, было в Петербурге всякого рода лодок на реках и каналах. Мостов в городе не хватало. К тому же наплавные мосты через Неву для прохода кораблей разводили, а в бурную погоду снимали, и сообщение между обоими берегами прекращалось.

На Большой Неве существовало двенадцать перевозных пристаней с лодками и другими судами. Имелись перевозы на Малой Неве, на Большой Невке и на других реках и каналах — всего по городу больше тридцати. Все перевозы Городская дума сдавала с торгов частным лицам. И те взымали с переправляющихся плату по таксе. На больших пристанях Невы и Невки за переправу на судах с двумя гребцами брали по четыре копейки с человека. На двух пристанях — Мытнинской и Охтинской — по две копейки. Во время разведения мостов на всех этих перевозах взымали по шесть копеек. А если кто желал переправляться один, то платил за лодку с одним гребцом десять копеек, а с двумя гребцами — двадцать. В дурную погоду, когда Нева волновалась, плату набавляли до гривенника:

Переправа через каналы стоила одну копейку. Военные и охтинские плотники от платы за перевоз освобождались.

Омнибус. Панорама Невского проспекта. Литография П. Иванова по рисунку В. Садовникова. 1835 г. Фрагмент.

За перевозку на лодках и других судах тяжестей платили: за бочки с грузом до 10 пудов — 20 копеек, от 10 до 25 пудов — 30 копеек. За шкаф, комод и прочую мебель — по 15 копеек с большой вещи и по 2 копейки с малой. За куль муки и прочих припасов — по 5 копеек. За карету — по 2 рубля. За дрожки — 1 рубль. За телегу или сани — по 30 копеек. За лошадь — 25 копеек. За большой рогатый скот — по 10 копеек с головы, за мелкий — по 2 копейки.

В 1815 году в городе насчитывалось 520 лодок, 295 яликов, 268 вельботов, 60 голиотов, 38 катеров, 45 швертботов, 65 небольших мореходных судов.

От берега к берегу сновали лодки перевозчиков. Под удалые песни гребцов и роговую музыку скользили по воде прогулочные лодки богатых бар, позолоченные, с сиденьями, обитыми бархатом. На тех, что побольше, устраивали шелковые шатры. Гребцы носили одежду особого рода. Так, «гондольеры» князя Юсупова были наряжены в вишневого цвета куртки, богато отделанные, и шляпы с перьями. Красиво разодеты были и гребцы на лодках, принадлежащих Адмиралтейству.

Вид на Неву и Исаакиевский наплавной мост. Гравюра по рисунку М. Ф. Дамам-Демартре. 1810-е гг.

Катание на лодках с поющими гребцами было излюбленным развлечением петербургской публики.

Сохранилось воспоминание, как однажды юный Пушкин катался на лодке по Неве с отцом и знакомыми. Погода стояла прекрасная. Вода была так прозрачна, что просматривалось дно. Пушкин вынул из кошелька несколько монет и одну за другой бросал в воду, любуясь их падением и блеском. Можно себе представить, что испытывал при этом скупой Сергей Львович…

Важным событием для жителей столицы были ледостав и ледоход на Неве. Поздней осенью, когда Нева начинала замерзать, и весною, когда ее «ломало», мосты снимали. На несколько дней, а случалось, и недель прекращалось сообщение между левым берегом — Адмиралтейской стороной и правым — Петербургской и Выборгской, а также с Васильевским островом, «к крайней досаде публики». Весной и осенью замерзание или вскрытие Невы было главным предметом толков, а часто и закладов, то есть споров, пари.

Пушкинский знакомец С. П. Жихарев в своих записках передает разговор директора императорских театров Нарышкина с неким петербургским барином, Нарышкин сетовал, что корабли с устрицами опоздали, потому что Нева вскрылась слишком поздно.

— Да уж мне эта Нева! — подхватил собеседник. — Я проиграл в Английском клубе два заклада за нее, проклятую; осенью держал пари, что она станет не прежде 4 ноября, а нынче, Великим постом, что вскроется прежде 20 апреля, и, к несчастью, не случилось ни того ни другого. Кто ж мог предвидеть, что эта капризница в первом случае поспешит, а в другом опоздает?

О поведении реки сообщали для общего сведения газеты. Так, осенью 1830 года, по свидетельству «Северной пчелы», «расстройство сие кончилось невероятно скоро». В воскресенье 16 ноября было 6 градусов мороза. При появлении льда на Неве мосты сняли. А в среду 19 ноября уже переходили по льду с Васильевского острова за Горным корпусом. В воскресенье 23 ноября навели Исаакиевский мост, а во вторник 25-го — Воскресенский.

В зимнее время через Неву переправлялись главным образом по льду. С берега на берег шли пешеходы, катились сани и поставленные на полозья кареты. Опасные места, проруби отмечали елками.

Чаще всего Нева замерзала в ноябре, а вскрывалась в первой половине апреля (по старому стилю).

Еще с петровских времен торжественно отмечался праздник вскрытия Невы и начала по ней судоходства. В этот день по особому сигналу с Адмиралтейской стороны начальник над Городской верфью пускался на катере с развевающимся флагом к Петропавловской крепости. Его сопровождало множество гребных судов. Достигнув крепости, катер салютовал ей семью выстрелами из маленькой пушки — фальконета. Крепость отвечала тоже пушечными выстрелами. Из крепости на катере выезжал комендант, и вся флотилия направлялась к Зимнему дворцу. Комендант крепости отдавал рапорт царю и подносил ему серебряный кубок с невской водой. Как только комендант вступал во дворец, судоходство на Неве возобновлялось. Пушки стреляли, матросы на судах кричали «ура!», бесчисленное множество лодок, яликов, катеров стремилось от берега к берегу. Тысячи жителей толпились на набережных. Зрелище было впечатляющее.