Михаил Гордин - Пушкинский век

Булгаринская «Северная пчела» на все лады расхваливала порядки в мануфактуре, благоденствие ее «питомцев», их «сытные, вкусные и здоровые кушанья». Но, по словам историка Петербурга П. Н. Столпянского, это был «скверный работный дом, с работой из-под палки, с сильным принуждением, с работою кое-как, лишь бы сбыть заданный урок».

До 1830-х годов в петербургской промышленности частный капитал не играл значительной роли. Но с этого времени положение резко изменилось. Одно за другим открывались частные предприятия, особенно текстильные, как наиболее прибыльные. Если в первой четверти века была открыта лишь одна фабрика, изготовлявшая ткани из хлопка, то в 1830-е годы таких фабрик открылось пять.

В условиях крепостного права для развивавшейся промышленности не хватало рабочих рук. И владельцы предприятий то и дело публиковали в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявления такого рода: «На бумажной фабрике принимаются для обучения по сходным ценам молодые господские и вольные люди», «Некоторый иностранец желает принять в ученье на сходных условиях господских мальчиков», «Сим объявляется, что желающие детей своих отдавать учиться чулочному делу могут договариваться на фабрике».

Правительство поощряло частное предпринимательство. Заводчикам и фабрикантам предоставлялись различные привилегии. Иностранцам, «которые перевозят в Россию свои капиталы, искусство или мастерство», разрешалось «устраивать фабрики, заводы и записываться в гильдии без вступления в подданство на 10 лет».

Среди частных фабрик имелись уже весьма солидные предприятия. Так, на большой фабрике Бинара, выпускавшей гладкие и узорные шелка, разного рода плюши и всевозможные фуляры, работало 1200 вольнонаемных крестьян. Они жили тут же, при фабрике.

Положение фабричных рабочих на частных предприятиях было нисколько не лучше, чем на казенных. «Посмотрите на фабричного: бледно, бедно, босо, наго, холодно и голодно… Может ли такой человек быть счастлив и сохранит ли нравственность?.. Мастеровой принужден довольствоваться платою, которую ему дает фабрикант и которая обыкновенно бывает самая малая… Фабричные по большей части бывают хворые, чахоточные, калеки, скоро пухнут и укорачивают свой век… Разделение работ много способствует усовершенствованию изделий… но оно делает мастерового машиною; тут ему не о чем рассуждать, нечего соображать. Ум его тупеет, человеческая природа в нем унижается…» — таково свидетельство очевидца.

Бесправие фабричных рабочих на частных предприятиях узаконило изданное в 1835 году «Положение об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные по найму». По этому «Положению» рабочие не имели права уйти с предприятия или требовать прибавки жалования до конца срока договора. Хозяин же мог уволить рабочего в любое время, выставив причиной его «лень» или «дурное поведение».

Своеобразные порядки завел на своей фабрике табачный фабрикант В. Г. Жуков, выпускавший знаменитый «жуковский табак». Жуков был личностью весьма примечательной. Смекалистый, ловкий, оборотистый «русский самородок», как его называли, он из простого плотника сумел сделаться богатейшим 1-ой гильдии купцом-миллионером. Имя его часто мелькало в газетах. Этого он добивался щедрой благотворительностью. Актер П. А. Каратыгин, знавший будущего фабриканта в те годы, когда тот был плотником в петербургском Большом театре, писал о нем: «Какой прозорливый мудрец мог бы тогда предвидеть, глядя на Васюху Жукова в грязном зипуне, что он сделает такую блестящую фортуну, будет ходить в мундире, вышитом золотом, и с регалиями на шее. Такие превращения почище театральных». Жуков за заслуги получил звание коммерции советника, соответствующий мундир, ордена, стал городским головою Петербурга.

Фабрика Жукова с середины 1830-х годов помещалась на левом берегу Фонтанки, между Чернышевым и Семеновским мостами.

Рабочие его, как и большинство других, жили тут же, при фабрике. Пользуясь этим, Жуков установил за ними круглосуточный надзор. Для этой цели существовали особые дневальные, затем «старшие», набранные из отставных унтер-офицеров, и часовые у ворот. Из каждодневных рапортов хозяин знал все о поведении рабочих, об их малейших проступках: кто вернулся в позднее время, не ночевал дома, был пьян, проявил «мотовство» и «щегольство» — провинившегося ждали строгий выговор от хозяина, временное запрещение отлучаться, задержка части жалования. В магазин за покупками такого рабочего сопровождал староста. Кроме явных надзирателей существовали тайные. Жуков вербовал их из рабочих. За каждый донос награждал. Платил он жалование самолично, выспрашивая у новопринятых всю подноготную и давая им наставления. «Новопринятый, — рассказывал Жуков, — получает от меня всевозможные ободрительные наставления с указанием на тех же рабочих моих, примеру которых он должен следовать для достижения собственной пользы, а чаще всего указанием на меня самого, как прежде бывшего работника, сделавшегося хозяином посредством труда, честности и послушания старшим. Порядок на фабрике господствует неимоверный».

Жуков очень гордился полутюремным режимом на своей фабрике и даже описал его в «Журнале мануфактур и торговли»: «У меня не было никогда ни тюрьмы, допущенной на многих иностранных фабриках и необходимой там по причине буйства рабочих, ни штрафов, …ни телесных наказаний, ни даже жалоб в полицию…: все эти меры, столько же неприятные, сколько почти бесполезные, заменяются на моей фабрике бдительным надзором».

Ироническое упоминание Жукова есть у Пушкина в незаконченном стихотворении «Французских рифмачей суровый судия…»:

Пятнадцатого мая 1829 года в Петербурге, в здании Биржи, открылась Всенародная выставка российских изделий. Это была первая в России промышленная выставка. В ней приняли участие русские фабриканты, заводчики и ремесленники, а также и обосновавшиеся в России иностранные. Представили свои изделия и казенные заводы и мануфактуры.

Выставка пользовалась большим успехом. «Сия экспозиция сделалась ныне любимой прогулкою и сходбищем особ первых сословий, — писала „Северная пчела“ — …Вельможи, генералы и другие знатные особы, с семействами своими, ходят по великолепным залам, любуются плодами русского досужества и смеются, встречая тут под русским клеймом то, что доныне втридорога покупали в иностранных магазинах под фирмою Парижа и Лондона. Иностранные министры и путешественники, вместе с нашими знатными господами, громогласно отдают справедливость русским дарованиям, искусству и терпению и предсказывают нам со временем на мирном поприще такое же превосходство над совместниками, какое мы приобрели на поле брани и побед. Большая часть выставленных здесь товаров уже раскуплена посетителями, и фабрикантам сделаны сверх того значительные заказы».