Джон Робертс - Мировая история

Особых препятствий для налаживания взаимодействия КПК с Гоминьданом тогда не просматривалось. Своим поведением власти иностранных держав и диктаторы-милитаристы представлялись общими врагами, и представители советского правительства помогли создать единый фронт китайских коммунистов и гоминьдановцев. Сотрудничество с державой, выступавшей врагом империализма, с которой у Китая была самая протяженная сухопутная граница, представлялось делом благоразумным и потенциально весьма выгодным. Сотрудничество с Гоминьданом для Коминтерна выглядело политически выгодным с точки зрения отстаивания советских интересов в Монголии и в качестве шага на пути к сдерживанию милитаристов Японии. Представителей СССР на Вашингтонские конференции не пригласили, хотя ни у какой другой державы не существовало таких обширных территориальных интересов в Азии. Для советского руководства сотрудничество с этими вероятными победителями в борьбе за власть в Китае казалось очевидным политическим курсом, даже притом, что марксистская догма не вписывалась в рамки такой политики. Начиная с 1924 года вожди КПК работали с руководителями Гоминьдана под непосредственным советским покровительством вразрез с некоторыми сомнениями по этому поводу среди рядовых китайских коммунистов. В качестве частных лиц, если отвлечься от партийной принадлежности, они вполне могли принадлежать Гоминьдану. Одаренного молодого сподвижника Сунь Ятсена по имени Чан Кайши отправили на обучение военной науке в Москву, а в Китае основали военное училище, предназначенное для идеологического воспитания, а также военной подготовки кадровых партийных работников.

В 1925 году Сунь Ятсен умер; сотрудничество с коммунистами при его последователях упростилось, и единый фронт тогда устоял. В завещании доктора Суня (которое китайские школьники учили наизусть) сказано, что революция еще не завершена и, в то время как коммунисты добились важного продвижения на пути к приобретению поддержки этой революции со стороны сельских жителей некоторых провинций, бойцы новой революционной армии, возглавляемой молодыми офицерами-идеалистами, ведут наступление на диктаторов-милитаристов. К 1927 году под руководством Гоминьдана стране удалось вернуть некоторое подобие единства. Антиимпериалистические настроения помогли довести до победного конца бойкот китайцами британских товаров, после чего британское правительство, встревоженное свидетельствами усиления советского влияния в Китае, отказалось от своих концессий в Ухани и Цзюцзяне. Британцы уже обещали вернуть Китаю Вейхайвей (1922 г.), а американцы отказались от своей доли контрибуции, причитавшейся за «боксерское восстание». Такого рода достижения дополняли признаки укрепления и активизации китайского национализма.

Должного внимания долгое время не уделяли одному важному аспекту этой революции. Теоретики марксизма всегда особо выделяли непреложную революционную роль промышленного пролетариата. Китайские коммунисты гордились успехами, достигнутыми ими в политизации новых городских рабочих, но народную массу в Поднебесной представляли сельские жители. Все еще пребывавшие в ловушке мальтузианского порока, касающегося роста численности народонаселения и нехватки земельных угодий, длившиеся веками страдания крестьян только усилились в годы ослабления центральной власти и диктата деспотов-милитаристов. Кое-кто из марксистов разглядел в азиатских крестьянах наличие собственного революционного потенциала в силу жестокой эксплуатации, выпавшей на их долю; притом что такой вывод противоречил марксистской ортодоксии (и мнению большинства кадровых работников Коминтерна), он тем не менее нашел подтверждение в опыте китайских коммунистов. Мао Цзэдун и те, кто разделял его точку зрения, пришли к выводу о том, что определенная часть земледельцев найдет для себя причину для того, чтобы присоединиться к городскому пролетариату в поддержку революции. Они приступили к эксперименту через агитационную и организационную деятельность среди селян в родной провинции председателя Мао, расположенной на юге Центрального Китая.

Им сопутствовал внушительный успех. «За несколько месяцев, – писал Мао Цзэдун с типичным для него преувеличением, – крестьяне исполнили то, к чему стремился доктор Сунь Ятсен, но чего он не добился за те сорок лет, которые посвятил национальной революции». Благодаря организации масс удалось устранить многие недуги, отравлявшие жизнь селян. От землевладельцев они не избавились, но их аппетиты с точки зрения назначения арендной платы во многом стали умеренными. Ростовщические проценты понизили до разумных уровней. Революции на селе не коснулись всех предыдущих прогрессивных движений, расплодившихся в Китае, и Мао Цзэдун оценил такую особенность как ключевой недостаток революции 1911 года; успех коммунистов в достижении данной цели опирался на открытие того, что эту революцию оказалось можно провести, мобилизовав революционный потенциал самих земледельцев. Такое открытие сыграло гигантскую роль в будущем, ведь оно обещало новые возможности для исторического развития по всей Азии. Мао Цзэдуну удалось все это по достоинству оценить. «Если демократическую революцию оценивать по десятибалльной шкале, – написал он в одном своем труде, – тогда достижениям городских жителей и воинским частям достанется только лишь три балла, в то время как остающиеся семь баллов должны присвоить земледельцам за их революции на селе». В описании, дважды повторенном в докладе о движении в провинции Хунань, он сравнил крестьян со стихийной силой: «Их наступление выглядит буквально как буря или ураган; те, кто подчиняется ей, – выживает, а кто оказывает сопротивление – погибает». Это описание считается очень важным, в нем отразилось нечто, уходящее корнями глубоко в китайскую историю и долгую борьбу против землевладельцев с разбойниками. Если коммунисты упорно старались избавиться от традиций через искоренение старого образа жизни и слом авторитета семьи, они тем не менее уповали на нее.

Появление коммунистов в сельской местности, пусть даже в намного меньшем количестве, чем утверждал председатель Мао, служило ключом к сохранению компартии Китая в условиях тупика, в котором оказались ее отношения с Гоминьданом после смерти Сунь Ятсена. С уходом доктора Суня в лучший мир в рядах Гоминьдана начался раздор между сторонниками его левого и правого крыла. Молодой Чан Кайши, воодушевленный одновременно японским и советским примером толковости и порядка в их обществе, оказался на стороне правых, которые выступали за национальное единство и укрепление государства, а также, в первую очередь, за обязательное достижение военного успеха в кампаниях против диктаторов-милитаристов и северного правительства. Чан Кайши возглавил войска, принявшие участие в операции, названной в руководстве Гоминьдана «северной экспедицией», представлявшей собой триумфальный поход по северным городам, стартовавший в 1926 году. Руководство КПК поддержало данную экспедицию и попыталось организовывать волнения среди фабричных рабочих перед появлением вооруженных отрядов Гоминьдана, но чем больший успех приносила такая тактика совместных действий, тем острее становилось недоверие между коммунистами и представителями правого крыла националистов.