Владислав Голдин - Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века

Руководителем легендированной антисоветской организации, действовавшей в Сибири, чекисты наметили генерал-майора, служившего до революции в ставке царя, а затем у белых, Я.Г. Лопшакова, который был близок с Шильниковым.

В рамках второго этапа операции налаживались связи с харбинской военной эмиграцией, для чего туда направлялись эмиссары от лица формируемой антисоветской организации.

В ходе третьего этапа операции поездку в Харбин совершил лично знавший И.В. Кобылкина местный учитель, бывший поп-расстрига В.Т. Серебряков, действовавший под псевдонимом Сибиряков, как потенциальный руководитель формируемого антисоветского подполья. Своим поведением, взвешенностью и набожностью он завоевал доверие не только эмигрантов, но и японцев, и стал их резидентом. В результате он привез Гудзю согласие японских спецслужб на сотрудничество с антисоветской подпольной организацией, а также коды, шифры и пр. {467} Так развернулась оперативная игра с белоэмигрантскими организациями и японскими спецслужбами на Дальнем Востоке.

Завершающий этап операции «Мечтатели» начался в конце 1934 года. Это было связано с поступившим в Иркутск из Москвы предписанием о ее прекращении. Указания об этом были продублированы ив 1935 году. Объяснялось это тем, что руководство ОГПУ выражало озабоченность высказываемым японцами недовольством деятельностью легендированной антисоветской организации, необходимостью выполнять их указания о сборе военной информации и проведении диверсий. В московских предписаниях указывалось, что прекращение операции освобождает от необходимости давать информацию, почти на 50 или даже почти на 80% отвечающую действительности. А выдавать аварии и несчастные случаи за деятельность «организации» считалось невозможным «по политическим соображениям» {468} .

Вместе с тем в московских предписаниях содержалось требование ареста полковника И.В. Кобылкина, когда он окажется на советской территории. Это и стало завершающим актом операции «Мечтатели». Полковник И.В. Кобылкин, поверив письмам брата и информации вернувшихся из СССР в Харбин курьеров, отправил в Иркутск своего представителя хорунжего Е.Л. Переладова. Добавим, что тот работал в полицейско-пограничном маньчжурском отряде и был завербован японцами. Но Переладов был арестован чекистами 21 января 1935 года на станции Иннокентьевская и выразил согласие сотрудничать с ними. Получив от Переладова обнадеживающее письмо, И.В. Кобылкин отправился в СССР сам. Они добрались до Читы, откуда Кобылкин отправил письмо, сообщавшее об успешности его поездки, в Харбин. Далее они проследовали в Иркутск, и здесь полковник был арестован (вместе с Переладовым) 9 марта 1935 года, после 6 дней пребывания в СССР, по одним данным, на вокзале, а по другим — на фиктивной конспиративной квартире.

Но об этом не знали пока ни в эмигрантских центрах, ни в японской военной миссии. В результате 28 мая японская разведка направила к ним вооруженную группу террористов, членов Братства Русской Правды, в составе трех человек: братьев Виктора и Михаила Олейниковых и Владимира Кустова. На границе они попали в засаду: Виктор Олейников был захвачен чекистами, а двое членов группы убиты.

Арестованные Кобылкин, Переладов и Олейников были доставлены в Москву, где началось следствие по их делу. 11 июля 1935 года заместитель наркома внутренних дел Г.Е. Прокофьев доложил об их деле Сталину. 15 июля было принято решение Политбюро о передаче этого дела в Военную Коллегию Верховного суда СССР. Открытый судебный процесс по делу И.В. Кобылкина, Е.Л. Переладова и В. Олейникова состоялся в Иркутске 31 августа — 1 сентября 1935 года. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила их к высшей мере наказания, и они были расстреляны в Иркутске в сентябре месяце. Так завершилась операция «Мечтатели» {469} .

Добавим, что ее финальным аккордом стал переезд Серебрякова — Сибирякова в конце 30-х годов из Иркутска в Свердловск, где он находился под контролем местного управления государственной безопасности и вел переписку с японской военной миссией в Харбине до 1945 года. Об этом он сообщал в письме Гудзю в мае 1968 года. За участие в этой операции он был награжден в итоге высшей государственной наградой — орденом Ленина {470} .

Вместе с тем постепенно оперативные игры с легендированием контрреволюционных организаций свертывались как в центре, так и на местах. Этот процесс, по существу, начинается уже в конце 20-х и на рубеже 20-х и 30-х годов и завершается в середине 30-х годов. Это было обусловлено рядом причин. Во-первых, уже в финальной части операции «Трест» проявились сомнения руководства страны в целесообразности продолжения ее и организации ей подобных «трестов» и «трестиков», ибо это шло во вред социалистическому строительству и рождало сомнения в прочности советской власти за рубежом, препятствовало развитию внешних, и в том числе деловых, экономических связей с другими странами.

Кроме того, активное легендирование антисоветских организаций, якобы действующих на территории СССР, усиливало реваншистские надежды и амбиции эмигрантских лидеров, и в том числе руководителей эмигрантских военных организаций. Процесс прекращения подобной деятельности вступил в завершающую стадию после XVII съезда ВКП(б) и доклада Сталина на нем, из которого следовали выводы об отсутствии в стране и в партии оппозиции и прочности позиций нового строя. Этот съезд вошел в официальную историю партии как «съезд победителей», а в ее подлинную и полную драматизма историческую летопись — как «съезд расстрелянных», ибо большинство его делегатов были спустя несколько лет репрессированы.

С оперативной точки зрения методы и приемы, впервые использованные в ходе операции «Трест», после ее завершения и скандальных разоблачений за рубежом утратили новизну. Напротив, деятельность подобных организаций и попытки установления их эмиссарами связей с эмигрантскими центрами и зарубежными спецслужбами вызывали растущую подозрительность и недоверие последних. В итоге проведение подобных оперативных игр сначала стали переносить из центра и важнейших регионов европейской части страны и европейского континента в целом на периферию, в Сибирь, на Дальний Восток, в Азию, а затем руководство ОГПУ приняло решение о сужении масштабов подобных оперативных игр, ограничении прав местных органов на их организацию, и, наконец, последовали предписания об их прекращении вообще.

Кроме того, происходил процесс деградации и разложения эмиграции, и в том числе нарастания кризисных явлений в военной эмигрантской среде и в ее ведущих организациях. Была успешно нейтрализована главная угроза — их массовой диверсионно-террористической деятельности в СССР и организации интервенции против Советского Союза совместно с ведущими странами мира. В новых условиях эмиграция, включая военную, уже не представляла той угрозы для СССР, как ранее, и поэтому можно было не тратить столько времени, сил и средств на разработку и проведение подобных оперативных игр.