Александр Багаев - Презумпция лжи

А о том, кто такая жена Троцкого (и уж во всяком случае его дядя-банкир) и какова её (или его) роль в стремительном карьерном росте Льва Давидовича — мог ли Сталин при его-то богатейшем батумском и бакинском опыте не знать?

А Красин с Литвиновым, главные смотрители за партийной кассой, перед революцией с международными банкирами работавшие в Стокгольме и в Лондоне соответственно, могли они не знать, кто и какие деньги большевикам через Стокгольм переправлял, кто «финансировал Окгябрьскую Революцию»?

Помилуйте, сеньор… — как говаривал Санчо Панса.

Так что если «Красную симфонию» принять за чистую монету, то получится, что Раковский, ничтоже сумняшеся, взялся этим людям растолковывать, кто они такие (они и в смысле «Они» тоже). В надежде на то, что они («Они») его за эту полезную науку помилуют…

Не мог реальный Раковский ни мечтать, ни тем более трезво думать, что такой по-детски наивный (с точки зрения людей их круга) рассказ вдруг сойдёт в глазах реального Сталина за раскрытие какой-то великой тайны. Значит, откровения Раковского в «Красной симфонии» не могли быть адресованы Сталину. А тогда либо авторы очевидно обращались к кому-то, кто, в отличие от реального Сталина, о финансовом Интернационале, о его персоналиях, внутренних механизмах и modus operandi ( англ .- образ действия) никакого представления не имел, либо, наоборот, они таким образом демонстрировали и доказывали свои знания обо всём перечисленном кому-то, кто с предметом был хорошо знаком — то есть «Им», неким реальным баронам Ванситтартам, Бивербрукам и Ротшильдам. То, что авторы при этом позаботились о внешней, показушной псевдо-фальши своего послания, только подтверждает, что в любом из этих случаев обращение адресовано очень узкому кругу посвящённых лиц, а вынужденное публичное озвучивание тайн тут же и нейтрализовано их умелой, профессиональной «фальсификацией».

Не менее настораживает в потоке рассуждений Раковского, подтверждённых уверенными комментариями Габриеля, и неоднократно, настойчиво повторяемое заявление о полном разгроме троцкистов и об окончательной невозможности возврата Троцкого во власть. Ведь именно это условие — что заменить Сталина Троцким теперь уже не получится, окончательно и бесповоротно — является центральным во всём логическом построении: раз посадить Троцкого на место Сталина невозможно, а никого другого подходящего по статусу на данный момент в наличии нет, то, значит, и не надо пока идти на «Сталина» войной. Так, по словам Раковского, рассудили «Они».

Причина недоверия к этим речам в том, что мнения свои и уж тем более «Их» Раковский мог составить, только исходя из всего, что знал до ареста: в тюрьме он сразу был от любой новой информации изолирован. То есть все его рассуждения могли основываться на коньюнктуре, существовавшей не позднее января 1937 г. А ведь как раз тогда «Они», не жалея денег и сил, готовили свой масштабный и великолепно на весь мир разрекламированный справедливый «показательный процесс» над Троцким в Нью-Йорке и в Мексике, с личным активным и ярким участием самого Льва Давидовича, именно с целью поддержать культ его личности на нужном градусе и сохранить ему достойный его масштаба международный престиж. Тем не менее, Раковский почему-то говорит прямым текстом: «…. исчезновение Троцкого дало возможность Сталину автоматически превратить настоящий коммунизм в формальный…», а Габриель, невзирая на зарождавшийся тогда же в США и в Европе IV Интернационал Троцкого, словно зазубрить пытается: «…нами уже ликвидированы его (троцкизма) вожди и кадры…»; «Троцкизм ликвидирован полностью…».

Посему при здравом восприятии текста просто деваться некуда: «план», который в надежде на своё спасение и как великую тайну в январе 1938 г. предложил Раковский, в его буквальном виде и с учётом реалий зимы 1937–1938 гг. в Кремле воспринять, как «объективный», никто не мог. Для этого требовалось, чтобы Троцкий уже действительно был устранён с политической арены навсегда. А реально такое устранение случилось через два с лишним года после описанных в «Красной симфонии» событий.

Только в августе 1940 г. действительно бесповоротно образовались посттроцкистские контекст и реалии, исходя из которых сформулирован «план Раковского». Но задуманный в нём коньюнктурный, по тайному сговору с «Ними» союз Сталина с Гитлером в тот момент уже год, как реально существовал. А готовить его начали и вовсе тогда, когда международная популярность и активность Троцкого были аккурат в зените.

Поэтому если есть в «Красной симфонии» какой-то реальный и практический, но анонимный (в силу выбранного литературного жанра) план, то его серьёзная, существенная часть должна была заключаться в чём-то совсем другом. А пакт Сталина с Гитлером в таком случае задействован в рассуждении только в качестве реального исторического примера, подтверждающего, что публичное примирение и даже братание советских руководителей с их вроде бы заклятыми противниками отнюдь не немыслимы, рациональные мотивы для них вполне вероятны и имеют прецеденты.

Сам собой напрашивается вывод, что в таком случае именно выдвижение идеи конъюнктурного публичного примирения или даже братания советских руководителей с их вроде бы заклятыми врагами — но не конкретно Сталина с Гитлером, а вообще, как принцип политического курса — и составляло анонимную цель, «план» реальных авторов «Красной симфонии».

Наконец, теперь уже совсем очевидный и потому назойливый раздражитель — это подробные инструкции, которые Раковский как-то даже нагло и самоуверенно диктует Сталину для вступления в контакт с «Ними»: через кого ему действовать, да как… Как будто реальный Сталин не знал, откуда брался в революционные годы такой политический вес в международном партийном руководстве у Троцкого или Радека, что за люди за ними стояли. Как будто сам никогда не встречался и не общался с Джоном Ридом, Гербертом Уэллсом, Бернардом Шоу, супругами Веббами. Как будто никогда в Кремле не получали от Брюса Локкарта и Даффа Купера и не отправляли им в Лондон информацию через Муру. Как будто не было Вилли Мюнценберга, Отто Каца и прочих супер-агентов Коминтерна.

А Раковский всю эту матёрую публику тем не менее поучает, словно первоклашек невинно-голубоглазых:

«Они» — это не государство. «Они» — это то чем был до 1917 года Интернационал, то, чем он еще пока что является… (Такие) пакты, как пакт Ленина с германским Генеральным Штабом, как договор Троцкого с «Ними» — реализуются без записей и без подписей. Единственная гарантия их выполнения коренится в том, что выполнение того, о чем договорено, выгодно практикующим… (…) …любое из (доверенных) лиц, даже из не принадлежащих к «Ним», всегда сможет довести до «Них» какое-либо предложение существенного характера. Разумеется… нельзя ожидать непосредственного ответа. Ответ будет дан фактами. Это неизменная тактика, которую они предпочитают и с которой заставляют считаться…если вы решитесь начать дипломатические хлопоты, то вам не нужно пользоваться способами личного обращения к «Ним»; надо ограничиться высказыванием размышлений, изложением какой-нибудь рациональной гипотезы, зависящей от определенных неизвестных. Затем остается только ждать.