Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Жуков высказывает резонное предположение, что туман находится в голове будущего геолога. Попутно вспомним очерк из «Авроры» «Комментарий к песне», в котором Довлатов также прошелся по «гимну романтиков и первопроходцев». Сейчас сложно отыскать причину неприязни писателя к творению Юрия Кукина. Важнее другое – общая внутренняя связность, сцепленность прозы Довлатова. Случайная деталь из проходного очерка прорастает в рассказе, потом неожиданно переходит в другой текст.

Жуков вручает Борису «бегунок», и тот отправляется собирать подписи. Собственно весь рассказ – обход Сорокиным подразделений завода. Отдел кадров, библиотека, цех, спортивная секция. Постепенно Борис понимает, что завод – не просто место его работы. Эти люди, с которыми его связывает нечто большое, намного важнее «загранки» и «ловли рыбы». Нельзя сказать, что все этапы «прозрения» прописаны глубоко и сильно. Так, схематично правильно выстроен, но не убедителен образ заводского садовника Ядова, о котором заводская газета напечатала очерк «Одержимый красотой». Он украшает территорию завода клумбами, газонами, стены цехов увиты декоративным плющом. Встретившись с Борисом, он начинает говорить монологами, излагающими суть «цветочной эстетики».

– Художником, – задумался Ядов. – Самая изысканная живопись мертва, а цветы… Кончится зима, и я высажу розы, – он воодушевился, – древние эллины в праздничные дни украшали гирляндами роз свои жилища. Розами венчали победителей, розами убирали новобрачных, розами осыпали покойников и надгробные камни. Роза – символ близости и доверия.

Ядов не успокаивается, демонстрируя прозорливо отмеченную заводскими журналистами одержимость. Он делится с Борисом глубоко идущими планами по выведению черной розы, к месту цитирует Блока, потом переходит к селекционным опытам Гете.

Еще больше схематизма в общении Сорокина с заводским библиотекарем Валентиной Петровной. Автор подчеркивает исключительно ее высокий статус, она «главная заводская красавица», несмотря на очки:

Многие девушки стараются ей подражать, шьют себе узкие темные платья, гладко зачесывают волосы и так же близоруко щурятся.

Валентина Петровна строжится и недовольно щурится, слушая знакомый нам рассказ о прелестях свободной моряцкой жизни. Высказывает сожаление о нереализованных проектах:

– И все-таки жаль, ведь у нас была намечена такая широкая программа.

Вроде бы достаточно, можно идти получать подпись в спортивную секцию. Но неожиданно библиотекарь догадывается о причинах увольнения читателя. Он решил стать писателем:

– Видите ли, художник бессознательно стремится к переживаниям, ему необходимы разнообразные импульсы, которые он реализует потом на бумаге или на холсте. Трудно судить, может быть, вы стали бы хорошим писателем, но ведь большинство из нас обыкновенные люди, благородные, чистые, трудолюбивые. Им не выпало чести прославить свою родину, но они ее создали, они ее любят и защищают. И все-таки это обыкновенные люди, такие, как вы и я. Нужно много мужества, чтобы это признать, честно работать, любить и быть счастливым…

Выскажу догадку – садовник Ядов пристроил свою внучку на теплое библиотечное место. Понятно, что в конце Борис поймет свою глубокую внутреннюю связь с заводом, решится открыть свои чувства строгой вахтерше Зине Яковлевой и сомнет в кармане «бегунок». Писалось ли это раньше? Много раз. В большинстве своем намного хуже, что, впрочем, не делает рассказ Довлатова лучше.

Но все же все эти натянутости, заданность отступают, когда прорывается настоящая проза Довлатова. А она здесь есть. Вот эпизод с участием той же Зины:

Год назад Зина Яковлева слегка прославилась, задержав на вахте шофера, который хотел вывезти под сиденьем краденый фотоаппарат. После этого было собрание. Шофер Коровин сидел на видном месте под вымпелом с надписью «За успехи в соцсоревновании» и кусал носовой платок. Он зачем-то приоделся и нацепил спортивные значки.

– Да, у нас есть что украсть, – говорил председатель товарищеского суда, – а значит, надо быть бдительным вдвойне.

Написано живо, с хорошими деталями, с интересным до-влатовским речевым оборотом: «Да, у нас есть что украсть». Авторское недовольство как этим рассказом, так и повестью «Интервью», о которой речь впереди, носит сложный характер. Дело не в том, что Довлатов написал халтурный текст – причину его личного стыда. Из интервью Виктору Ерофееву:

Есть люди, у которых разница между халтурой и личным творчеством не так заметна. А у меня, видимо, какие-то другие разделы мозга этим заняты. Если я делаю что-то заказное, пишу не от души, то это очевидно плохо. В результате – неуклюжая, глупая публикация, которая ничего тебе не дает: ни денег, ни славы.

О «разделах мозга» мы помним. Этими же словами Довлатов объяснял разницу между его газетными публикациями и прозой. И в том случае они оказались не совсем отдельными. Проблема в том, что «По собственному желанию» не совсем халтура, и в этом отношении он лишен цельности. Куски настоящей прозы делают весь текст фальшивым и условным. Настоящая халтура обтекаема, не задевает никакие «разделы мозга», особо не компрометируя автора в силу своей заведомой вторичности.

Без сомнения одно. Какими бы объективными недостатками ни обладал рассказ, он существенно повысил статус Довлатова. Теперь сборник прозы готовил не просто журналист главной республиканской газеты, но и автор, печатающийся в толстом журнале. Но впереди Довлатова ждал еще больший успех.

Связан он с одним из двух главных журналов страны. К тому времени соперничество между «Новым миром» и «Юностью» несколько сглаживается. Вынужденный уход Твардовского с поста главного редактора в 1970 году свидетельствовал о решении власти «снять с баланса» издание явно оппозиционной направленности. При этом сам характер вольнодумства сложно выразить в каких-то идеологических формулах. Не было единства как внутри редакции, так и среди авторов журнала, что служило дополнительным фактором раздражения. Ядро журнала – разделы критики и публицистики – лишилось самых своих ярких авторов. Новое руководство журнала решило восполнить некоторый дефицит внимания со стороны читателей привлечением свежих авторов в отдел прозы. И здесь читателей ждали некоторые сюрпризы. Например, на страницах «Нового мира» начинает печататься Василий Аксенов – традиционный автор «Юности».

У главного молодежного журнала страны проблемы были несколько иные. Прежде всего, стремительно состарилась «молодежная проза». К началу семидесятых имя того же Гладилина вызывало исключительно ностальгические чувства. Он принадлежал к эпохе, которая ушла в прошлое. Вообще, смена эпох – нормальное явление при наличии тех, кто готов принять эстафету. А с этим возникли вопросы. Молодежной поколенческой прозы семидесятых не получалось. Отдельные интересные авторы – да, возникали. Но из них не складывалось направление. Пришло время одиночек, каждый из которых решал сам и за себя.