Яков де Санглен - Записки. 1793–1831

После нескольких минут молчания, подошел я к государю и сказал:

— Прискорбно мне будет утаить от министра тот важный час, в который я имел счастие предстать перед моим государем. Осмеливаюсь испросить на то приказания вашего императорского величества.

— Вы более знать должны Балашова, нежели я; но вы меня компрометируете; я в свое время это ему сам скажу.

— Воля вашего величества будет исполнена.

Я поклонился; государь, улыбаясь, сделал прощальный знак, прибавя:

— Мы скоро увидимся.

Ровно в 12 часов ночи возвратился я домой, и признаюсь, как будто, отуманенный всем слышанным мной. К чему все это? Не серьезнее ли все, чем я прежде предполагал? Чем этот узел развяжется? И что, и чем я тут? Однако сплетение этих интриг меня пугало. Как против них устоять? «Ну! Пусть будет, что судьбе угодно», — сказал я, и успокоился.

На другой день приехал граф Армфельт прямо из дворца и едва вошел в комнату, как вскричал:

— Qu’avez vous fait, mon cher?

— Moi, m-r le comte?

— Oui, vous.

— Veuillez bien me l’expliquer?

— Sa Majesté vous a manifesté le désir pour que vous fassiez connaissance avec Speransky et que vous surveillez cet autre coquin Balacheff et vous avez osé refuser net!!

— Il faut qu’il y aít un mésentendu, m-r le comte. Un sujet russe ne peut rien refuser à son empereur, mais vu la clémence et la justice de son souverain, il lui est permi d’exposer les raisons qui l’empechent de faire ce que la conscience lui défend.

— D’un seul coup vous avez renversé ce que vos amis et la fortune vous avaient préparé!

— Mais les amis auraient du se convaincre auparavant si j’ai les qualités requises pour remplir des fonctions contraires à mes principes et à ma réligion.

— Ah, mon cher, avec ces bêtises on ne fait pas fortune, mais on la perd!

— Il est à savoir si je ne préferrerai pas cette perte à tous les hochets d’une fortune qui m’avilierait à mes propres yeux.

— Tout ceci est bel et bon dans les romans, mais détestable dans la vie telle, qu’elle est, où le mal remporte sur le bien. Est ce à force de vertus, que Speransky et Balacheff sont devenus ce qu’ils sont? Ecoutez moi tranquillement. L’empereur ne peut vouloir que le bien et pour y parvenir, il faut qu’il sache tout et qu’il connaisse les gens qui l’entourent. Quel autre moyen a-t-il que celui de les surveiller?

— D’accord, je trouve cependaut plus juste de les surveiller avant de les élever si haut et puis chercher les surveillants dans la foule où il en plait, mais ne point proposer ces moyens d’existence à des gens qui ont le courage de vivre pour une idée et de mourir pour un mot.

— Vous êtes incorrigible, pensez-y. Vous avez femme et enfants, et avec ces belles idées vous n’irez pas loin; voyez le resultat, l’empereur ne vous n’appelera plus, et la fortune vous tourne le dos.

— M-r le comte, terminons une conversation qui ne peut être agréable a aucun de nous deux, d’autant plus que je suis comme vous venez de le dire incorrigible.

— Oui, vous l’êtes et un jour vous vous en repentirez, car les souverains aiment l’élévation, mais pas les sujets aux idées trop élévées. Remarquez cela.

— Si je ne gagnerai pas l’amour de mon souverain, a u moins je garderai, comme homme, son estime et l’un vaut bien l’autre.

— Adieu! je vous enverrai Vernègues. Peut être parviendra-t-il a vous faire entendre raison et vous faire comprendre le mal que vous faites à votre famille… [129]

Из этого разговора понять можно, какого рода было участие Армфельта в этом деле и ошибку его отрекомендовать меня, кажется, государю, как человека способного на подлое шпионство за Сперанским и Балашовым. Теперь понял я вполне и слова государя: «Армфельт ошибся». Наконец, из этого разговора я понять мог, что Армфельт и Балашов оба играют прежалкую роль и, желая подслужиться, запутывают только самих себя.

Вечером поздно явился Vernègues. Вероятно, зная неудачу Армфельта, дал всему другой оборот. Утверждал, будто государь восхищен моею откровенностью. На вопрос мой: от кого он слышал? отвечал: «от Армфельта».

— Странно, — сказал я, — что граф мне этого не сообщил.

Vernègues : Le comte vous aime beaucoup et a le désir le plus vif de vous servir, mats il gâte un peu par sa vivacité. Attaché de coeur et d’âme a la personne de l’empereur il voudrait l’entourer de gens comme vous, et s’il ne reussit pas tout de suite, le voilà qui s’emporte.

Я : Je vous dirai franchement, mon cher Vernègues, le comte devrait mettre moins d’empressement à me servir, car le parquet glissant de la cour n’est pas fait pour moi.

Vernègues : Allons, ne vous découragez pas. Suivez seulement les conseils du comte; c’est un vieux routinier, qui commit par-faitement le parquet sur lequel il danse. Et il possède complètement la confiance de l’empereur.

Я : Je n’en doute pas, mais cela ne m’arrange nullement de jouer un rôle équivoque, sans savoir où cela peut mener.

Vernègues : Asperate, encore quelques jours et nous saurons à quoi nous en tenir.

Я : Grand merci! Vous et le comte vous me faites jouer à colin-maillard sans qu’il y ait quelqu’un qui crie: feu, gare, et je me trouve près d’un précipice.

Vernègues : Mon Dieu, prenez patience! Je vais vous confier un secret: il y aura un grand changement. La Russie sera sauvée, et c’est nous qui auront la gloire d’y avoir contribué.

Я : La Russie sera sauvée, mais où est le péril?

Verneguès : Attendez le dénoûment. Deux ennemis de la Russie tomberont et avec eux Napoléon. L’année 1812 sera une année mémorable dans les fastes de la Russie.

Я : Vous me lancez là une quantité d’idées qui m’embrouillent et je ne sais comment m’y retrouver. Au reste dans la carrière que vous m’avez ouverte, je me suis mis des le premier pas hors du drame, car le comte m’a dit affirmativement que l’empereur ne m’appelera plus.

Vernegues : Comment! il vous a dit cela? Он задумался потом прибавил: pas un mot, à qui que soit, du secret, que je vous ai confié.

Я : Vous pouvez être sûr qu’il sera scrupuleusement gardé, cai je serais très embarrassé de communiquer un secret que je ne comprend pas. [130]

Мы расстались; но разговор этот приподнимал немного тайную завесу, скрывающую будущее; но кто эти два врага России? Сперанский и Балашов что ли? И как это все похоже на комплот [131]! И против кого? Наполеон, так и быть. Но Сперанский и Балашов для чего? Потому и дипломатика тут замешалась; а дипломатика и интрига есть поле, на котором Армфельт отличался при разных европейских дворах. Vernègues и Армфельт работали, следовательно, для Бурбонов.

На другой день вечером я был с докладом у министра; я заметил, что он слушал без внимания. Я хотел уже удалиться, но министр приказал мне подождать, и после нескольких минут молчания, сказал мне:

— Я в странном положении; Сперанский впал у императора в подозрение. Государь, который мне вверяет все тайны свои, приказал мне иметь над ним бдительный надзор. Наконец, желал, чтобы я с ним познакомился поближе и старался бы выведать его мнение насчет государя и прочего. Я исполнил его волю, был у Сперанского и доложил словесно, что видел и слышал. Император был очень доволен и приказал все изложить на бумаге.

Тут рассказал мне Балашов все ужасы, претерпенные им в комнатах Сперанского, и слово в слово все то, что я уже знал.

— Теперь, — продолжал министр, — кажется, государь сомневается в истине слов моих. Не довольствуется моими показаниями и требует все доказательств. Я, право, не знаю, что делать? Мне хочется вас на это употребить.

— Меня, ваше превосходительство? Вы знаете, как мало я на это способен, неловок. Идти прямо — я смело пойду, но идти кривыми путями — это лабиринт, в котором я растеряюсь. Да и войдет ли Сперанский в такую со мной откровенность, как с вами. Вы оба находитесь на таком посту, что можете друг с другом откровенно объясняться; а я Сперанского только один раз видел, и то издалека.

— Я мог бы дать вам к нему письмо, чтобы представить ему некоторые затруднения по Министерству полиции, и просил бы от моего имени, как бы все получше устроить.

— Что же будет, ваше превосходительство? Сперанский станет ли со мной говорить? Верно, скажет: хорошо, я сам с министром переговорю; следовательно, все останется по-прежнему.

— Вы не хотите? Я скажу Бологовскому [132], он дружен с Магницким [133], а этот с Сперанским.

— Вот это ближе к делу, если Бологовской на это согласится.