Яков де Санглен - Записки. 1793–1831

Я : А как никто?

Бологовской : Ты меня пугаешь.

Я : Совсем нет! а говорю только то, что случиться может. Так, по-моему, лучше бы не связываться с хитрецами. Пусть сами делают, как хотят.

Мы расстались. Через несколько часов Бологовской возвращается и говорит мне:

— Сперанский и Магницкий велели тебе сказать: если ты еще будешь так дурно отзываться о Балашове, то они доведут это до (его) сведения, и тебе будет дурно.

— Спасибо! — сказал я, — может быть, я и в самом деле ошибся. Им лучше все знать должно.

Вот новое доказательство, сказал я самому себе, что никто остановить не может быстрого натиска колеса судьбы, и горе тому, кто, желая остановить это стремление, ухватится за спицы! Будет без рук, без ног, пожалуй, без головы.

Этот день был предшественником бурь. Балашов рассказал мне:

— Государь прогневался на жену Н. 3. Хитрово [148], которая, быв у Коленкура [149]на вечеринке, принесла ему при всех скамейку, чтобы он уложил на нее свою больную ногу. Велено иметь за Хитрово бдительный надзор. Не знаю: кто донес об этом государю. Государь думает, что это имеет связь со Сперанским; ибо Воейков [150], правитель канцелярии военного министра, в связи с Магницким.

Относительно меня, я подозревал самого Балашова в этом доносе. Он имел привычку подобные услуги приписывать неизвестному или тому, на кого был сердит. Но я молчал; потом сказал:

— Жаль, что государя тревожат подобными рассказами, часто не очень верными, но всегда производящими неприятное впечатление.

Балашов : Что делать? Без этого обойтиться нельзя.

Я : Могу ошибаться, но, по моему мнению, право, не стоит того, чтобы присматривать за русскими; поболтают, покритикуют; может быть, и побранят; а дойдет до дела, все: «падам до ног». Просто послать таких говорунов на экзекуцию розгами к Лаврову [151]и дело с концом.

Балашов : Так вы полагаете, что шпионство не нужно?

Я : За иностранцами — согласен; но за русскими — нет! Вообще заметил я, что у нас шпионство делается аrpès соup [152]; тут и надзор; а я полагаю, лучше предупредить зло, нежели верить одним доносам, которые подвергать надобно исследованию, строгому рассмотрению, а кто донесет лживо, того наказывать.

Балашов : Вы, кажется, берете на себя слишком много; не хотите ли свои законы издать? Что вы так смело говорите? Между нами не может быть ни приязни, ни дружбы; расстояние слишком велико.

Я : Я почел долгом отвечать на вопрос вашего превосходительства, не мечтая ни о дружбе, ни о приязни; впредь буду молчать. — И вышел.

Приехали ко мне Армфельт с Vernègues ‘ом.

— Vous avez gagné du terrain dans l’esprit de Sa Majesté, mais il y a du mauvais. Sa Majesté en me parlant de vous, m’a dit: je ne puis jamais avoir raison avec lui.

Я : J’espère que c’est un simple badinage de la part de Sa Majesté, car il n’a qu’à trancher le mot à ordonner, et je dois exécuter.

Vernègues : Oui, mais vous êtes un peu récalcitrant, vous avez toujours des objections.

Я : Apparemment parce qu’on me permet de les faire et qu’il les trouve fondées sur le vrai.

Армфельт : Mais, mon cher, il est question de faire un chemin, et je vous annonce que vous resterez comme vous êtes. Vous avez un exemple: Kaразин [153]qu’a-t-il gagné? Il a aussi voulu faire le moraliste, il est vrai, dans d’autres circonstances; il a voulu changer, c’etait trop tard. Je vous prie de me dire: pourquoi prendre si chaudement le parti de Speransky et de Balachoff?

Я : M-r le comte! Est ce qui c’est prendre le parti d’un quel-qu’un, que de ne point accepter les calomnies les plus sottes et les plus extravagantes. Ne vaut il pas mieux attaquer de front? Pour ce qui regarde Balachoff, il est mon chef; quel besoin ai-je d’accabler un homme qui se condamne lui même par les plus plattes dénonciations? Que diriez vous si l’on vous calomniait et que j’aille souffler les étincelles qui tomberaient sur vous?

Армфельт : Vous voulez sauvez quelqu’un sans penser que cela tombera sur vous. Vous ne sauvrez personne, et vous couperez votre carrière.

Я : Je ne veux qu’une chose, d’aller droit conformément à mes principes. Le résultat ne me regarde pas, car il ne depénd pas de moi.

Армфельт к Vernègue’y : Vous voyez, il n’y a rien à faire!

Vernègues : M-r le comte, il ne peux plus changer de conduite; changer serait se perdre aux yeux de l’Empereur.

Армфельт ко мне : Je crois que Sa Majesté vous appelera се sоir оu dетаin. Ваlасhоff lui à а ргеsеnté un dосument iпсопtestаblе dе 1а fеlоniе dе Sрегаnskу, еt vоus n’аurеz рlus rien à direе. Аdiеu.

Vernègues : Rеmarquez biеn, mоn сhèr! Роur faire fоrtunе аuрrèz dеs rоis, il fаut lеur сасhеr qu’оn а рlus dе vеrtu qu’еux еt même lеur ехрlоzеr un соté faible роur lеur faire сгоirе, qu’i1s nоus suграssеnt. [154]

«Боже мой! — думал я, — если эти хитрецы правы, то справедлива русская пословица: близь царя — близь огня».

Вечером принесены были мне все бумаги, захваченные у Хитрово [155]в минуту его отправления. Как я ни рылся, но нигде и тени того не было, о чем мне Балашов объявлял. Одни только письма Константина Павловича, которые компрометировали не Хитрово, а супругу его, не говоря о многочисленных других интригах. Я почел долгом через Зиновьева довести это обстоятельство до сведения государя. Велено было, через Зиновьева, их представить. Я получил некоторые обратно, с приказанием вручить их г-ну министру для доклада. Я представил их, при реестре всех прочих бумаг, г-ну министру.

— Есть ли тут записки Воейкова? — спросил Балашов.

— Есть, — отвечал я, — но все пустые, относящияся более, как и прочие, к Анне Михайловне Хитрово [156].

— Не было карты России? [157]— спросил министр.

— В числе присланных ко мне бумаг ее нет.

— Да! я и забыл, — прибавил Балашов. — Я ее представил государю. Слава Богу, — сказал он, — кажется, сомнения государя на мой счет исчезли. Жаль, очень жаль, что из Киева получено с контрактов [158]письмо на имя Сперанского, которое его сильно компрометирует.

Я : Бедного Сперанского теснят со всех сторон. Наконец, вся эта шутка государю надоест, и его, как Хитрово, отправят. Любопытно было бы узнать: догадывается ли Сперанский, что за спиной его делается?

Балашов : Не думаю; все что-нибудь да проскользнуло бы, но он хорош с Кочубеем [159]и Мордвиновым [160]. Они его поддержат.

Я : Неужели он на них надеется? В роковую минуту все откажутся.

Балашов : Как вы решаетесь судить о людях, стоящих на столь возвышенных постах? В них, верно, более возвышения, нежели в людях, стоящих на средних или низках ступенях службы.

Я догадался, хотя и поздно, что Балашов завел весь этот разговор, чтобы меня как-нибудь кольнуть, и отвечал:

— Виноват, ваше превосходительство! Правда, трудно нашему брату судить о людях, стоящих так высоко.

Балашов, обрадовавшись, сказал:

— Тут нужно знать все обстоятельства подробно, быть в связи с людьми, которые на высоте, быть в доверии у государя, а не быть подчинену частному лицу.

Я промолчал и откланялся.

Возвратясь домой, я крайне на себя досадовал, увидя, что выхожу совершенно из своего характера; прежде не скрывал ничего, говорил всегда правду, как она мне казалась и как ее чувствовал. Теперь притворялся, соглашался с безрассудством. Это меня до такой степени беспокоило, что я решился проситься в отставку.

На другой день, в шесть часов пополудни, я призван был к государю.

— С тех пор, как мы не видались, — сказал император, — сколько происшествий! Кто мог бы подумать, что русский Хитрово мог сделаться прислужником Коленкура? Хорош и Воейков! Как выпустить из рук карту с означением маршрута армии в Вильну.