Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

К 1640 году граф-герцог стал видеть в «Единении оружия» главную, если не единственную, надежду монархии на выживание. После первых успехов в войне с Францией, из которых самым впечатляющим было вторжение кардинала-инфанта во Францию из Фландрии в 1636 году, Испания потерпела целый ряд серьезных поражений. В 1637 году голландцы снова захватили Бреду, взятие которой Спинолой в 1625 году увековечил на своем полотне Веласкес. В декабре 1638 года Бернгард Веймарский взял Брайзах, и это стало гораздо более серьезной потерей, поскольку означало, что Испанская дорога из Милана в Брюссель перерезана, и испанская армия в Нидерландах может получать подкрепления только по морю через Английский канал (Ла-Манш. – Пер. ). Затем, в октябре 1639 года, адмирал Тромп в битве у Даунса нанес поражение эскадре дона Антонио де Окендо, одним ударом уничтожив и флот, на который Оливарес возлагал большие надежды, и шансы облегчить положение кардинала-инфанта в Нидерландах. Довершением всего стал провал экспедиции объединенной испано-португальской армады, вышедшей в сентябре 1638 года из Лиссабона с намерением отвоевать Бразилию. Простояв напрасно целый год в Баие, она 12 января 1640 года вступила в бой с гораздо меньшей по размеру голландской эскадрой. К концу четвертого дня сражения, не принесшего успеха, португальский командующий граф де ла Торре оставил свои попытки атаковать Пернамбуко и позволил армаде рассредоточиться по Вест-Индии, оставив бразильское побережье под контролем голландцев.

Неудачи привели графа-герцога в уныние. Годами он бился за то, чтобы собрать вместе людей, деньги и корабли, и вот теперь все его усилия, похоже, оборачивались сплошным разочарованием. Большую часть вины за эти поражения он возлагал на некомпетентность испанских военачальников. Почти с самого начала своей карьеры в качестве министра Оливарес сетовал на то, что он называл falta de cabezas – отсутствие лидеров. Именно в силу своего убеждения в том, что представители испанской знати не справляются с обязанностями лидеров, он в 1625 году основал и спонсировал Colegio Imperial в Мадриде – академию для сыновей аристократов, которой управляли иезуиты. Академия была задумана, чтобы, помимо гуманитарного образования, давать практические навыки в математике, науках и военном деле. Но Colegio Imperial не справился со своей главной задачей. Никакого нового поколения военачальников, способных занять место Спинолы и герцога Фериа, так и не появилось, и высшая кастильская аристократия неизменно доставляла графу одни разочарования. К 1640 году он уже не старался скрывать своего презрения к грандам, а они в ответ отвернулись от двора, где их ничего не ждало, кроме насмешек фаворита и бесконечных попыток облегчить их кошельки.

Отсутствие лидеров стало одной из основных причин все возрастающего стремления Оливареса добиться заключения мира. Думая прежде всего об этом, он в марте 1640 года писал в своей записке королю: «Господь желает, чтобы мы заключили мир, поэтому Он лишает нас абсолютно всех средств ведения войны». Но заключить мир было не так-то просто. Уже в марте 1629 года граф-герцог предпринял шаги для заключения перемирия с голландцами, а к 1635 году он предлагал перекрыть Шельду и сдать Бреду, как только голландцы вернут Пернамбуко. Но голландцы были тверды в своем нежелании отдавать то, что завоевали в Бразилии, а Оливарес, в свою очередь, не мог позволить себе отказаться от этих бразильских территорий из страха перед возможными последствиями в Португалии. Кроме того, почти в самом начале войны граф-герцог начал тайные переговоры с Францией, но пока Испания одерживала победы, он выдвигал слишком высокие требования. Когда Испания начала терпеть поражения, Оливарес умерил свои аппетиты, но к тому времени Ришелье уже потерял интерес к немедленному заключению мира.

И все же, чем дольше не удавалось добиться мира, тем труднее становилось продолжать войну. Кастилия к тому времени так обезлюдела, что все поборы давали жалкий результат, и становилось невозможно содержать армию на должном уровне. Более того, экономическое положение было крайне тяжелым, поскольку единственный реальный источник экономической мощи Испании – система торговли между Севильей и Америкой – рушилась. Неоднократно использовавшаяся Оливаресом конфискация американского серебра, предназначавшегося частным лицам, и его постоянное вмешательство в торговлю с Америкой привели к неизбежному результату. Купцы утратили уверенность; севильское судоходство пришло в упадок; и хотя американское серебро еще продолжало регулярно поставляться короне – по крайней мере, до 1640 года, когда флотилия с серебром не пришла – вся система доверия и безопасности, с помощью которой Севилья так долго поддерживала монархию, постепенно рассыпалась. Исчерпание ресурсов Кастилии и разрушение торговли с Америкой подорвало основы, на которых зиждилась имперская политика Испании последние несколько веков.

Тяжесть ситуации наполнила Оливареса дерзостью отчаяния. Он верил, что еще есть надежда если не на безоговорочную победу, то на выход из тупика. Достаточно было договориться с Францией, уставшей от войны не меньше, чем Испания. Но для этого требовалось нанести Франции ощутимый удар, что было возможно только, если бы все части монархии от Каталонии до Перу объединили усилия в едином стремлении. Каталонцы должны были дать войска для войны в Италии и подготовиться к новой кампании на французской границе. И если движению по этому пути мешали местные законы, то эти законы нужно было изменить, и самым походящим моментом для этого, безусловно, был тот момент, когда в принципате стояла королевская армия. Граф-герцог устроил так, чтобы армия, участвовавшая в кампании по захвату Салсеса, оставалась в Каталонии до начала следующих операций, и планировал под таким прикрытием провести очередную сессию каталонских кортесов, которую он рассчитывал использовать исключительно для внесения поправок в наиболее одиозные, по его мнению, законы.

Предполагаемая сессия каталонских кортесов 1640 года так и не состоялась. Каталонские города и крестьянство не были настроены брать на себя бремя содержания на своей территории чужой армии, в то время как у военных не было настроения мириться с положением людей второго сорта. В феврале и марте во многих частях принципата произошли стычки между военными и гражданским населением, и граф де Санта-Колома продемонстрировал полную неспособность навести порядок. Граф-герцог ответил на эту ситуацию тем же, чем отвечал осенью прошлого года – грубыми угрозами и очередными жесткими приказами вице-королю добиться, чтобы последняя из оставшихся испанских армий, была расквартирована подобающим образом, чего бы это ни стоило местному населению. В начале марта, услышав, что стычки по поводу расквартирования продолжаются, он приказал Санта-Колома арестовать одного из Diputats Францеска де Тамарита и провел тайное расследование деятельности Клариса. Но арест Тамарита лишь ухудшил и без того сложную ситуацию. Крестьяне собирались в отряды против tercios, а обстановка в городах и деревнях на севере Каталонии приняла крайне взрывоопасный характер. В конце апреля в Санта-Колома-де-Фарнес заживо сожгли одного из королевских чиновников, и tercios получили приказ занять этот город и в его окрестности, чтобы наказать местных жителей за преступление. Когда солдаты прибыли в Санта-Колома-де-Фарнес, командиры не смогли удержать их от разграбления и сожжения города. Эти действия заставили всю сельскую местность взяться за оружие. Вдохновленная епископом Жироны, объявившим солдат отлученными от церкви, растущая крестьянская армия обрушилась на tercios, которым удалось, умело организовав отступление, добраться до безопасного побережья, хотя отряды мятежников гнались за ними по пятам. Не сумев догнать свою добычу, мятежники двинулись на юг, и 23 мая один из их отрядов вошел в Барселону и, направившись прямо в тюрьму, освободил арестованного Diputat.