Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

В ретроспективе мантуанская война 1628–1631 годов представляется самым серьезным просчетом Оливареса во внешней политике. Она оживила все старые европейские страхи перед испанской агрессией и заставила французские войска перейти Альпы, чтобы поддержать своего кандидата. Эта война не решила задачи не подпустить француза к мантуанскому трону, но стало практически очевидно, что рано или поздно Франция и Испания снова вступят в полномасштабную войну. С этого момента шансы на сохранение мира в Европе существенно уменьшились. Несмотря на то что Франция не объявляла Испании войну до 1635 года, на всем периоде с 1628 по 1635 год лежала длинная тень франко-испанского конфликта, и Ришелье, который все это время вынашивал план по избавлению Франции от застарелой угрозы оказаться в окружении Габсбургов, последовательно укреплял свою систему европейских альянсов.

Между тем Оливаресу приходилось нести большие расходы в Италии, и королю потребовались очередные субсидии. Вскоре граф-герцог увидел, что все победы, завоеванные им в начале 1620-х, обратились в ничто из-за наступления шведов. Теперь непосредственные источники, из которых Испания могла черпать средства на борьбу в Италии и Германии, обмелели. В августе 1628 года Совет по финансам сообщил, что для годового обеспечения не хватает 2 000 000 дукатов, а в следующем месяце случилась катастрофа – Пит Хайн захватил вышедшую из Новой Испании флотилию с драгоценностями. Впервые американское серебро попало в руки врага. Все эти события сделали жизненно важным поиск новых источников дохода и более эффективную подготовку монархии к войне.

Уже несколько лет графу-герцогу было очевидно, что существующая административная система не пригодна для этой цели. Неповоротливая машина советов только затрудняла реализацию его начинаний и давала слишком большую власть людям, которым не нравилась его реформаторская политика. Годами он постепенно создавал ядро из «новых» людей, которым мог доверять абсолютно, таких людей, как его секретарь Хосе Гонсалес и протонотарий Совета Арагона Херонимо де Вильянуэва. Ему удалось добиться определенного прогресса в ослаблении советов с помощью назначения в них своих агентов, но становилось все более очевидно, что вся система советов так сильно настроена на сохранение status quo, что он никогда не сможет добиться от них быстрых и эффективных решений, крайне необходимых для продвижения его политики. В результате Оливарес все больше и больше прибегал к использованию специальных juntas, которые стремительно плодились при его правительстве и отбирали у советов значительную часть важной работы. Это особенно справедливо в отношении так называемой Junta de Ejecucion (Исполнительной хунты. – Пер. ), учрежденной в 1634 году и заменившей Государственный совет в качестве главного политического органа испанской административной системы. Возглавляемая самим Оливаресом и состоявшая из его друзей и сторонников Junta de Ejecucion была идеальным инструментом для воплощения планов графа-герцога по более интенсивному использованию ресурсов монархии.

Стараясь отыскать дополнительные источники дохода, новые люди Оливареса проявляли и усердие, и изобретательность. Поскольку административные сложности и оппозиция в кортесах препятствовали любым радикальным изменениям налоговой системы Кастилии, требовалось придумать дополнительные способы сбора денег. В 1631 году был введен налог на доходы первого года от общественных сборов и концессий, известный как media anata, а также налог на соль, вызвавший бунт в Бискайе. В 1632 году граф-герцог получил согласие папы на взимание специального сбора с духовенства и присвоил годовой доход архиепископа Толедо. Кроме того, он объявил сбор добровольного donativo (пожертвования. – Пер. ) в пользу спасения Фландрии и Италии. От знати ждали по 1500 дукатов, от кабальеро – по 150. В 1635 году Оливарес конфисковал половину дохода от всех juros, находившихся на руках кастильцев, и весь доход от тех, что были на руках у иностранцев. Эту же меру он продолжил использовать и в последующие годы. В 1637 году он ввел новый налог на гербовую бумагу, которую сделали обязательной для всех юридических и официальных документов. В том же году он забрал принадлежавшее частным лицам американское серебро на сумму 487 000 дукатов, выдав владельцам «компенсацию» в виде juros, которые никто не хотел брать, а два года спустя, не обращая внимания на очевидные последствия для севильской торговли, он таким же способом отобрал еще 1 000 000 дукатов. Оливарес продавал ренту короны, титулы, должности и возродил старые феодальные обязательства аристократов, которые вдруг обнаружили, что от них ждут формирования и обмундирования за свой счет пехотной роты. В дальнейшем, хотя номинально различие между hidalgos и pecheros оставалось таким же большим, как раньше, фактическое различие стало исчезать, поскольку дворяне обнаружили, что их лишают денег с помощью целого ряда фискальных уловок, от которых невозможно уклониться.

Несмотря на успехи графа-герцога в его усилиях по сбору дополнительных денег с Кастилии, он, как никто, сознавал, что наступит момент, когда Кастилия будет выжата полностью. Это означало, что необходимо было сделать программу «Единение оружия» по-настоящему действенной, особенно в отношении Каталонии и Португалии, которые считались самыми богатыми государствами полуострова. Их нужно было заставить платить сообразно ресурсам, которыми они располагали. Оливарес считал, что эти два государства опасным образом «отделены» от остальной части монархии. В то время как Кастилия в 1634 и 1635 годах готовила экспедиции для освобождения их владений в Бразилии, захваченных голландцами в 1630 году, португальцы оставались в стороне. Каталонцы проявляли еще большее упрямство и в 1632 году, когда король и Оливарес вернулись в Барселону для продолжения прерванной сессии кортесов, снова отказались проголосовать за субсидию. Из-за обструкций, чинимых городом Барселона, кортесы приостановили работу по причинам, казавшимся Оливаресу абсолютно ничтожными. Прошло тридцать три года с тех пор, как каталонцы одобрили последнюю субсидию королю, и с тех пор этот принципат был для испанской короны только источником беспокойства и раздражения. Граф-герцог считал Каталонию богатой провинцией с населением свыше миллиона человек (что почти в три раза больше реальной цифры) и полагал, что сейчас ей самое время прийти на помощь Кастилии и спасти королевскую казну.

Хотя с помощью запугивания и шантажа графу-герцогу удалось выдавить определенную сумму из городов Барселона и Лиссабон, его истинная цель заключалась в том, чтобы добиться от Каталонии и Португалии предоставления регулярной финансовой и военной помощи. Достичь этого без реорганизации их правительств было очень трудно, но проведение административной реформы в Каталонии не представлялось возможным, поскольку основные законы принципата запрещали назначение кастильцев на любые должности, кроме поста вице-короля. Похожие трудности существовали и в Португалии, но там имелось у короны немного больше пространства для маневра. При Филиппе III Португалией правили вице-короли, но эта система показала себя неудовлетворительной, и в 1621 году вице-королей сменили губернаторы. Однако это привело к постоянным разногласиям в Лиссабоне. В 1634 году Оливарес, как ему казалось, нашел решение проблемы в назначении правительницей Португалии члена королевской семьи, принцессы Маргариты Савойской. Назначение принцессы имело то преимущество, что отвечало жалобам португальцев на пренебрежение со стороны короля, и к тому же позволяло внедрить в португальскую администрацию некоторое количество кастильцев под видом советников.