Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Оба проекта столкнулись с сильным противодействием в кастильских кортесах. Erarios – банки – вызывали (и не без причины) всеобщее недоверие, и, хотя всем хотелось покончить с milliones, договориться об альтернативной форме налогообложения оказалось невозможно. В результате в 1626 году от плана по созданию банковской системы отказались, а неистребимые milliones сохранились, чтобы затем распространиться на другие товары и увеличиться с 2 000 000 до 4 000 000 дукатов в год. Несмотря на то что Оливарес не оставил надежды на успех и в 1631 году действительно предпринял еще одну попытку отказаться от milliones, было очевидно, что на пути радикальной налоговой реформы, которую он стремился провести, стояли интересы людей, обладавших большой властью.

Однако планы по реформированию Кастилии были для Оливареса лишь частью бесконечно более амбициозной программы реформ всей испанской монархии. В последние годы чиновники министерства финансов настаивали, что долг других частей страны – облегчить ношу Кастилии. Но до тех пор, пока сохранялась существующая структура монархии, трудно было понять, как этого добиться. Такие королевства, как Арагон и Валенсия, пользовались настолько значительными привилегиями, а их кортесы обладали такой властью, что шансы на введение общей системы налогообложения, приближающейся к той, которая существовала в Кастилии, казались мизерными. Однако теперь финансовая необходимость требовала подтвердить традиционные аргументы кастильских националистов, что провинциальные законы и свободы должны быть ликвидированы, а конституционная и налоговая системы других частей монархии приведены в соответствие с кастильскими.

В то время когда государственные мужи по всей Европе пытались усилить власть над своими народами и более эффективно использовать ресурсы страны, чтобы укрепить могущество государства, Оливарес, естественно, видел решение многих проблем в «кастилизации» испанской монархии. Если бы во всей Испании существовали единые законы, исчезло бы «разделение», постоянно вызывавшее его сожаление, и появилась возможность эффективно мобилизовывать ресурсы империи, которая, потенциально являясь самой сильной в мире, на данный момент значительно ослабела из-за отсутствия единства. Таким образом, в вопросе об организации империи Оливарес был приверженцем традиционного «подхода Альбы». Но в то же время он, видимо, хорошо понимал претензии некастильских королевств, возражавших против того, что они должны платить более высокие налоги для поддержания империи, все преимущества которой достаются только Кастилии. Примечательно, что одним из его ближайших друзей и советников был теоретик политики по имени Аламос де Барриентос, одновременно являвшийся другом и учеником Антонио Переса. Возможно, именно под влиянием Аламоса и других политических теорий школы Переса то, что в противном случае стало бы политикой «кастилизации» в ее самой грубой форме, трансформировалось в сознании Оливареса в гораздо более умеренную и либеральную программу. В своем знаменитом меморандуме, представленном Филиппу IV в конце 1624 года, Оливарес признавал справедливость многочисленных жалоб обитателей королевств, которые почти не видели своего короля и чувствовали себя лишенными возможности занимать должности при дворе и в органах государственной власти империи. Поэтому он предлагал, чтобы в то время как законы других королевств должны постепенно приводиться в соответствие кастильским, характер монархии в целом должен перестать быть таким «кастильским» за счет более частых визитов короля в разные провинции и назначения арагонцев, португальцев и итальянцев на важные государственные посты. Таким образом, если бы монархия, как предлагал Оливарес, стала государством с multa regna, sed una lex («много королевств, но один закон». – Пер. ), она превратилась бы в подлинно единую монархию, где стены между multa regna перестали бы существовать, и представители других национальностей независимо от провинции происхождения назначались бы на любые должности в действительно едином государстве.

Оливарес сознавал, что его великую мечту о едином испанском государстве невозможно реализовать за один день, но он видел, что нужно как можно скорее «подружить» друг с другом разные провинции и приучить их к мысли о том, что они должны думать и решать свои проблемы совместно. В сущности, это означало к вопросу о структуре империи отказ от подхода к организации монархии в целом, принятого Карлом V и Филиппом II и продолжавшего существовать за неимением лучших вариантов. Оливарес считал, что этот процесс нужно начать с учреждения какой-то формы военного сотрудничества между разными провинциями. Такой вариант имел не только то преимущество, что провинциям пришлось бы думать о других, но он помог бы решить проблему денег и живой силы, которая на тот момент угрожала выйти за пределы возможностей Кастилии. В результате, за длинным секретным меморандумом, направленным королю в 1624 году, последовал другой, более короткий меморандум, предназначенный для публикации, в котором Оливарес изложил план под названием «Единение оружия». Единения предполагалось добиться за счет создания общего резерва численностью 140 000 человек, содержание которого должны были обеспечивать все провинции монархии в следующей фиксированной пропорции:

К любому королевству монархии, подвергшемуся нападению врага, немедленно направлялась на помощь седьмая часть этого резерва, а именно 20 000 пехоты и 4000 кавалерии.

На пути к реализации этой интеграционной схемы стояли очевидные практические трудности. Например, в государствах Арагонской короны существовали очень жесткие законы, регулировавшие набор войск и их использование за границами государства. Было бы очень трудно убедить арагонцев пренебречь этими законами, чтобы оказать помощь провинции Милан, постоянно находившейся под угрозой внезапного нападения. Но граф-герцог (как стал называться Оливарес, когда в 1625 году ему был пожалован титул герцога де Санлукар ла Майор) не растерялся. Исполнившись решимости продавить план, дававший реальную надежду на облегчение положения Кастилии, он в конце 1625 года отправился в путь вместе с королем, намереваясь посетить три страны Арагонской короны и представить их кортесам план «Единение оружия».

Кортесы Арагона, Валенсии и Каталонии, собравшиеся на сессию весной 1626 года, отнеслись к единению оружия с еще меньшим энтузиазмом, чем опасался граф-герцог. Прошло двадцать лет с тех пор, как эти кортесы собирались в последний раз, и за прошедшие годы накопилось много обид. И валенсийцы и арагонцы отказались одобрить новую субсидию, которую требовал король, и остались тверды в своем нежелании набирать у себя солдат для службы за границей. Но самыми непокорными оказались кортесы Каталонии, собравшиеся в Барселоне на сессию, которую король открыл 28 марта. На тот момент каталонцы были недовольны и обижены больше, чем обычно. С тех пор как в 1599 году Филипп III посетил их в последний раз, они пережили серию испытаний, сделавших их особенно недоверчивыми к намерениям Кастилии. В первую декаду века вице-короли демонстрировали растущую неспособность справиться с бандитами, с недавних пор повадившимися совершать дерзкие набеги на окрестности самой Барселоны. Правительство герцога Лермы продемонстрировало полное отсутствие интереса к проблеме поддержания общественного порядка в принципате. Дело дошло до того, что в период с 1611 по 1615 год, когда вице-королем был маркиз Алмасан, в какой-то момент стало казаться, что Каталония скатилась к полной анархии. Ситуацию спасло прибытие в 1616 году нового решительного вице-короля, герцога Альбуркерке. Но Альбуркерке и его преемник герцог Алкала восстанавливали порядок, нарушая каталонские законы. Бандитизм в его самых страшных проявлениях удалось ликвидировать, но в процессе был нанесен большой урон национальным чувствам каталонцев. Когда в 1622 году герцог Алкала наконец покинул свой пост, то из-за его презрительного отношения ко всему каталонскому и высокомерного обращения с законами и привилегиями принципата, против него оказались настроены все слои общества, включая горожан – этих естественных союзников вице-королевской власти в ее борьбе со злоупотреблениями аристократов.