Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

В сентябре 1640 года, еще до переворота в Португалии, Оливарес в одной длинной записке королю писал: «Этот год, несомненно, может считаться самым неудачным из всех, которые когда-либо знала монархия». Поражение де лос Велеса при Монжуике довершило катастрофу 1640 года, подтвердив самым неопровержимым образом, что повернуть вспять события этого фатального года невозможно. Фактически 1640 год ознаменовал распад экономической и политической системы, от которой так долго зависела страна. На него пришелся упадок коммерческой системы Севильи, обеспечивавшей испанской короне серебро и кредит, и распад политической структуры Пиренейского полуострова, унаследованной от Католических королей и в неизменном виде переданной Филиппом II своим потомкам. Распад был результатом кризиса правления Филиппа III – кризиса трансатлантической экономики, когда Новый Свет оказался предоставлен самому себе, и кризиса экономики Кастилии, подорванной долгими годами злоупотреблений и тяготами бесконечных войн. Пытаясь задействовать ресурсы периферийных провинций полуострова, Оливарес стремился всего лишь выровнять баланс, который все больше и больше склонялся в сторону Кастилии. Но он делал это в тот момент, когда экономики Португалии и Каталонии сами подвергались растущему давлению и когда у Кастилии уже не осталось ресурсов, чтобы навязать свою волю с помощью военной силы. В результате хрупкая структура испанской монархии не выдержала напряжения, и действия Оливареса лишь ускорили катастрофу, которой он хотел избежать.

После поражения в битве при Монжуик Оливарес понял, что игра проиграна. У него больше не было ни денег, ни людей, чтобы успешно вести войну за границей и одновременно подавлять две революции у себя дома. Но несмотря на все свое отчаяние, он был не из тех, кто сдается без борьбы. Оливарес приложил сверхчеловеческие усилия, чтобы собрать новую армию и сохранить оставшееся достояние монархии. Однако непрерывная череда поражений сильно ослабила его положение и придала дерзости многочисленным врагам фаворита. По всей Кастилии его ненавидели, как тирана, но реальная опасность исходила не столько от простого народа, сколько от грандов. Летом 1641 года его агенты раскрыли заговор двух крупных андалузских аристократов: герцога Медина-Сидония и маркиза де Айамонте, принадлежавших к семейству Гусман. Медина-Сидония был братом нового короля Португалии, и похоже, что его план предусматривал не только устранение графа-герцога и восстановление аристократической палаты в кастильских кортесах, но и превращение Андалусии в независимое государство по примеру Португалии.

Несмотря на провал заговора Медина-Сидонии, гранды не оставляли своих интриг. Ситуация в Кастилии была ужасной, поэтому в феврале 1641 года граф-герцог начал вмешиваться в чеканку монет, и цены в веллонах подскочили до головокружительных высот, а лаж на серебро относительно веллона в некоторых случаях достигал 200 процентов, пока дефляционный декрет 1642 года снова резко не обрушил цены. И все же, несмотря на все неудачи как дома, так и за рубежом, король по-прежнему не желал расставаться со своим фаворитом. В апреле 1642 года он вместе с графом-герцогом поехал на фронт в Арагон, что, впрочем, не сделало действия армии более успешными, чем до его приезда. В сентябре французские войска, захватив Перпиньян, завершили завоевание Руссельона, а в октябре испанская армия под командованием кузена и близкого друга графа-герцога, маркиза де Леганеса, потерпела поражение при попытке отвоевать Лериду. В это время в Мадриде граф Кастрильо, которому доверили управление страной, трудился не покладая рук, стараясь подорвать влияние графа-герцога, и, когда в конце года король вернулся в столицу, стало ясно, что дни Оливареса сочтены. 17 января 1643 года король наконец принял решение, которого так долго ждали. Оливаресу было приказано удалиться на покой в свои поместья, и 23 января он, покинув Мадрид, отправился в ссылку, чтобы больше никогда не вернуться в Мадрид, где он царствовал двадцать два года. Потрясенный отставкой, он еще надеялся оправдать свою политику, что нашло красноречивое выражение в трактате под названием Nicandro, написанном по его указанию и вдохновленном его идеями. Но теперь уже ничто не могло повернуть стрелки часов назад. Отправленный во дворец своей сестры в Торо, Оливарес, находившийся на грани безумия, скончался 22 июля 1645 года. Так закончил свои дни первый и последний правитель габсбургской Испании, обладавший достаточной широтой видения, чтобы строить крупномасштабные планы мировой гегемонии испанской монархии, государственный деятель, чью способность к великим начинаниям можно сравнить только с его неспособностью доводить их до успешного завершения.

В то время, когда Оливарес был отрешен от власти, казалось, что у испанской монархии нет будущего, только прошлое. Но даже вопрос о том, сколько из этого прошлого удастся сохранить, оставался открытым. За смертью Ришелье, случившейся на два месяца раньше опалы Оливареса, последовала смерть Людовика XIII в начале 1643 года. Перемены во Франции давали надежду на общее изменение международного положения к лучшему, но вызывало сомнения, остались ли у Испании силы, чтобы воспользоваться возможностями, которые давало учреждение в Париже регентского правления. Поражение испанской пехоты при Рокруа 19 мая 1643 года символизировало развал военной системы, так долго поддерживавшей мощь испанской монархии. Теперь у страны не осталось ни армии, ни лидеров, способных извлечь пользу из новой международной обстановки.

Ближайшие годы после отставки графа-герцога стали периодом постепенного демонтажа созданной им системы управления. Хунты были упразднены; советы восстановили свою власть; а первый заместитель графа-герцога Херонимо де Вильянуэва, лишившись опоры во дворце, был в 1644 году арестован инквизицией по подозрению в ереси. Всем хотелось забыть режим Оливареса как страшный сон, и Филипп IV, отвечая настроениям, царившим на тот момент в обществе, объявил, что в будущем будет править сам без помощи Privado. Король делал все, что мог: лично присутствовал на заседаниях Государственного совета и справлялся с делами с похвальной скоростью и эффективностью. Но хотя дух был усерден, плоть оказалась слаба, несмотря на тепло и поддержку, которую Филипп в своих одиноких трудах черпал из писем удивительной монахини Сор Марии де Агреда, дарившей ему духовное утешение и дававшей весьма разумные политические советы. Власть, постепенно выскользнув из рук короля, оказалась в руках скромного придворного дона Луиса де Аро, племянника Оливареса.