Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

На дальнейшее развитие испанской монархии большое влияние оказала концепция патримониализма государства, которой придерживались и Фердинанд, и Изабелла. Сила этой партимониальной концепции ярко проявилась в том, как они решали две важнейшие проблемы: проблему юрисдикции над Америкой и вопрос политической реорганизации принципата Каталония. Оба этих вопроса следовало считать делами, касающимися всей Испании в целом, и рассматривать с этой точки зрения. Но на практике они рассматривались как отдельные проблемы Кастилии и Арагона, как если бы не было никакого объединения корон.

Несмотря на то что подданные Арагонской короны играли некоторую роль в открытии и колонизации Нового Света, формально Индии принадлежали не Испании, а короне Кастилии. Точные обстоятельства того, как это произошло, неясны, но, похоже, согласно булле Александра VI от 1493 года, Индии пожизненно передавались персонально Фердинанду и Изабелле с тем, чтобы после их смерти Америка стала владением христиан. Современные им хроникеры сообщают, что это Изабелла пожелала, чтобы в Америку разрешалось ехать только кастильцам, и в ее завещании подтверждалось, что, поскольку Канары и Америка были открыты «за счет моих королевств и их уроженцев, справедливо, что торговля и коммерция должны принадлежать уроженцам моих королевств, Кастилии и Леона». Несмотря на то что юридически эта фраза не содержит ограничений на поездку в Америку для жителей Арагонской короны, она ясно дает понять, что A Castilia y Leon Mundo nuevo dio Colon (Колумб дал новый мир Кастилии и Леону. – Пер. ) и что арагонцев и каталонцев там не ждут (хотя сразу же после смерти Изабеллы арагонцам начали выдавать лицензии на эмиграцию с большей легкостью). Кастилия была решительно настроена не позволить, чтобы несметные сокровища Нового Света выскользнули у нее из рук, и обеспечила это в 1503 году, пожаловав порту Севильи монополию на торговлю с Америкой. Даже несмотря на то, что номинально арагонцы и каталонцы имели право принимать участие в колонизации Америки, на практике эксплуатация ее богатств оставалась исключительной прерогативой Кастилии.

Вполне возможно также, что условия жизни в Арагонской короне конца XV века сдерживали интерес ее обитателей к Новому Свету и что только Кастилия была готова воспользоваться возможностью, которую давали первооткрыватели. Так или иначе, очень прискорбно, что колонизация и последующая эксплуатация Нового Света не была предпринята кастильцами совместно с арагонцами. Тесный контакт в решении общей задачи колонизации мог сильно способствовать сближению двух народов и сломать барьеры, которые продолжали разделять теоретически единую Испанию.

Один из способов дальнейшего продвижения к обеспечению единства состоял в том, чтобы предоставить уроженцам полуострова равные возможности в получении благ от империи. Этот путь был закрыт. Но существовал и другой путь – создание единой административной и законодательной системы во всех частях самой Испании. Часто считается, что именно такими были намерения Фердинанда и Изабеллы в вопросе управления Арагонской короной. Естественно, что традиционный договорной характер установлений Арагона, Каталонии и Валенсии, их влиятельные кортесы и глубоко укорененные свободы раздражали правителя, привыкшего пользоваться большой личной властью в Кастилии. Например, в 1498 году Изабеллу так рассердило упрямство арагонских кортесов, что она заявила: «Было бы лучше укротить арагонцев силой оружия, чем терпеть высокомерие их кортесов». Однако эту вспышку гнева не стоит принимать за проявление королевской политики, и в любом случае персональная роль Изабеллы в управлении Арагонской короной была мала.

Каталонские историки традиционно были склонны считать, что Фердинанд не меньше своей супруги стремился уничтожить свободы в Арагонской короне и привести законодательную и политическую структуру левантийских стран в соответствие с кастильской. Утверждалось, что характерный для Кастилии взгляд повлиял на политику Фердинанда в отношении Арагонской короны, и в частности, что проведенная им реорганизация принципата Каталония после хаоса гражданской войны была искусно задумана, чтобы более мягким способом привести ее в соответствие с устройством Кастилии. Однако далеко не ясно, действительно ли Фердинанд имел такие намерения. Несмотря на то что он происходил из кастильской династии, по своему воспитанию и взглядам он являлся скорее каталонцем, чем кастильцем. Свой первый политический опыт он получил в Каталонии и Валенсии, и его библиотека хранила хроники и юридические труды, разъясняющие каталонско-арагонскую теорию договорного устройства государства. Было бы странно, если бы он не впитал из интеллектуального климата Каталонии XV века определенные политические идеалы правящего класса этого принципата. Какими бы ни были его представления о своем королевском предназначении, они совершенно необязательно несовместимы с искренним желанием принять и увековечить арагонский конституционализм, который он, как и его предшественники, поклялся сохранять.

Даже если Фердинанд намеревался ликвидировать традиционные свободы каталонцев, он едва ли был в состоянии это сделать. После смерти его отца в 1479 году он столкнулся с гигантской задачей положить конец долгому периоду гражданских распрей в Каталонии, а добиться этого он бы не смог без помощи умеренной части каталонцев, которые в обмен на поддержку непременно потребовали бы от Фердинанда гарантий сохранения своих традиционных свобод и законов. Именно это, помимо всего прочего, наверняка убедило Фердинанда в том, что реорганизация Каталонии должна проводиться исключительно умеренным и консервативным способом.

Самым большим новшеством при реорганизации Каталонии, проведенной Фердинандом, стало его аграрное установление. Его знаменитая Sentencia de Guadelupe от 1486 года явилась сбалансированным решением доселе неразрешимой проблемы отношений между крестьянами и их господами, более ста лет не дававшей покоя каталонской деревне. Крестьяне remenca, закрепленные за землей, получили свободу; «шесть дурных обычаев», исполнения которых требовали господа, были отменены в обмен на денежную компенсацию; и если юридически господа оставались конечными собственниками земли, реальными ее владельцами остались крестьяне, которые теперь могли уйти или отказаться от нее, не спрашивая позволения господина. Этой Sentencia было суждено стать сельской хартией Каталонии и оставаться ею в течение многих веков. Она обеспечила аграрную жизнь принципата твердым фундаментом и привела к появлению класса крестьян, которые стали собственниками во всем, кроме названия, и чье существование явилось новым и таким необходимым элементом социальной стабильности для измученной войной страны.