Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Оценивая группировку держав в ожидавшейся войне, Дельбрюк считал, что русская дипломатия будет придерживаться вооруженного нейтралитета, который в решительную минуту борьбы положит на чашку весов, и тем самым воспрепятствует упрочению германского влияния в Босфоре и Дарданеллах. Такое поведение России могло бы неожиданно спутать все карты Германии, и потому Дельбрюк предпочитал видеть ее с самого начала войны, не выжидающей зрительницей, а участвующей стороной.

Срок для исполнения Сербией представленного ей 23-го июля ультиматума был определен в 48 часов, и просьба министра иностранных дел Сазонова 11 о его продлении была отклонена без объяснения причин. Не получила эта просьба поддержки и в Берлине.

25-го июля, пишет военный министр, генерал Сухомлинов, в Царском Селе был созван экстренный Совет министров под председательством Государя. Не проявляя никакого волнения, Государь приветствовал всех общим поклоном, сел за стол и без всякого вступления предложил Сазонову слово.

Изложив вызванный убийством в Сараево австро-сербский конфликт, Сазонов всю вину возлагал на австрийское правительство. Он говорил в резкой форме о насилии против младшего брата, и указал, что все усилия дипломатическим путем уладить конфликт оказались бесплодными, настаивал на необходимости противопоставить непомерным требованиям Австрии военную демонстрацию, которая покажет австрийским дипломатам их место. Царь согласился с доводами Сазонова, признал предлагаемую меру целесообразной, и совет министров постановил мобилизовать 13 армейских корпусов, предназначенных для действия против Австрии.

30-го июля немецкий посол, в форме «дружественного предупреждения» сообщил Сазонову, что объявление частичной мобилизации южных округов 12 повлечет за собой объявление мобилизации и в Германии, но, предупредил он, это будет означать войну (das wurde aber einen Kried bedeuten).

В ночь на 30-ое июля Государь вызвал к телефону военного министра Сухомлинова, и прочитав ему телеграмму Императора Вильгельма с просьбой прекратить мобилизацию южных корпусов 13 , спросил, нельзя ли временно приостановить частичную мобилизацию? Военный министр ответил, что мобилизация не такой механизм, который как коляску, можно по желанию приостанавливать, а потом опять двигать вперед, и, если Государю угодно будет ее приостановить, то для восстановления потребуется много времени. Распоряжение о прекращении частичной мобилизации не последовало 14 .

Днем 30-го июля начальник генерального штаба сообщил Сазонову, что в Германии объявлено особого рода военное положение (Kriegsgefahrzustaud), которое, не являясь мобилизацией, создает однако положение, значительно ускоряющее ее проведение. Поэтому объявление у нас не общей мобилизации, а только частичной мобилизации одних южных округов создает опасность проиграть войну раньше чем успеем обнажить свой меч. К этому генерал Янушкевич добавил, что если бы общая мобилизация задержалась долее суток, то она оказалась бы бесполезной, и что в таком случае он снимает с себя ответственность за последствия.

Этот разговор побудил министра Сазонова по телефону испросить Высочайшую аудиенцию и в три часа дня, доложив Государю обстановку, министр закончил свой доклад указанием, что войны нам не избежать, и что центральные державы требуют от нас капитуляции «которую Россия никогда бы не простила Государю и которая покрыла бы срамом имя русского народа». Государь ответил: «Вы правы. Нам ничего другого не остается, как ожидать нападения. Передайте начальнику штаба мое приказание о мобилизации».

Когда Сазонов там же во дворце протелефонировал об этом генералу Янушкевичу, тот сообщил ему, что у него не работает телефон. Смысл этой фразы, говорит Сазонов, мне был понятен. Будущий начальник штаба Верховного Главнокомандующего опасался получить по телефону отмену приказания об объявлении мобилизации. Его опасения были, однако неосновательными и отмены не последовало ни по телефону, ни иным путем. «Государь победил в своей душе угнетавшее его колебание, и решение его стало бесповоротным».

Всеобщая мобилизация была объявлена днем 31-го июля, а в полночь германский посол вручил Сазонову ультиматум о демобилизации наших войск в двадцатичасовой срок. Требование это было отклонено, и 1-го августа в семь часов вечера германский посол передал Сазонову ноту с объявлением войны 15 . В Берлине, пишет Сазонов, твердого убеждения в решимости России воевать за свой престиж на Балканах не было.

Политическая ошибка русского правительства, объявившего мобилизацию, была использована Германией для вовлечения России в войну. Берлин, очевидно, разделял точку зрения Дельбрюка и предпочел с самого начала видеть Россию своим противником, чем предоставить ей возможность выбора подходящего момента для своего вмешательства. В том, что такое вмешательство несомненно последует, в Берлине не сомневались и удивительной склонности русского человека исключать из всех представившихся возможностей те именно, которые просты и наиболее естественны, там не знали и ее не учитывали.

Каковы же были мотивы, побудившие русскую дипломатию дать желательный немцам повод к вовлечению России в войну? Экономическое владычество, к которому стремилась Германия, и которое привело к европейской войне, по убеждению Сазонова, Россию непосредственно не затрагивало. Наши интересы, пишет он, сводились к овладению собственным рынком и проникновению русских товаров на ближний восток.

Причины нашего вступления в мировую войну лежат в другой плоскости.

После объединения германских государств в одну империю, в России создалось движение, ставившее себе целью такое же объединение всех славянских народов под эгидой России. Движение это, получившее название «панславизма», было не народным, а чисто литературным и объединяло лишь некоторые круги русской интеллигенции. Но в Дунайской монархии и на Балканах это движение охватило очень широкие круги славянского населения. При этом однако о «всеславянском союзе» там не было и речи, и каждое государство преследовало только свои частные, эгоистические интересы.

В Петербурге дело сложилось иначе. Тут образовалось так называемая Игнатьевская школа 16 министров иностранных дел, из которой вышли министры Извольский 17 и Сазонов. Их воззрения на задачи России, как объединительницы всех славян, поддерживали Великие князья Петр 18 и Николай Николаевичи, женатые на родных сестрах, дочерях князя Черногорского 19 . Эти Великие князья совместно с Извольским, а затем и Сазоновым, и убедили Государя, что задача его царствования заключается в установлении гегемонии России над Балканскими славянами. Для каждого русского, пишет Сазонов в своих «Воспоминаниях», господство над проливами служило и будет служить предметом горячих надежд и желаний. «В 1914-м году русский народ не утратил еще сознания своего национального существования, и это сознание неотразимо ощущал в области внешней политики. Необходимость приступить к разрешению вопроса о проливах выступала на первый план с такой силой, с такой обязательной очевидностью, с какой она никогда не представлялась ни одному государственному деятелю времен Екатерины 20 или Николая I 21 . Я давно сознавал, что процесс исторического развития русского государства не мог завершиться иначе, как установлением нашего господства над Босфором и Дарданеллами». «Положение России, — пишет министр, — отличалось от положения остальных европейских государств тем, что они не были призваны к исторической роли, которую Россия играет со времени воцарения Романовых, и которая проявилась не только в создании великой империи, но и в выполнении такой громадной культурной задачи, как освобождение и призвание Балканских народов к свободной политической жизни… Нападение центральных держав в 1914-м году поставило Россию в необходимость выйти из роли наблюдателя и поставило вопрос о проливах, иными словами о нашей безопасности на Черном море, на очередь вопросов, требовавших скорейшего разрешения».