Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

В конце 1918-го года наступавшие белые сибирские войска, разбив наголову 3-ю советскую армию, заняли город Пермь. В своем беспорядочном отступлении красные потеряли 18 000 бойцов, десятки орудий и сотни пулеметов.

Целые полки переходили на сторону неприятеля, быстрое продвижение которого стало угрожать городу Вятке, а тем самым и всему восточному фронту.

Восстановить способность деморализованных войск Ленин поручает Сталину, и на восточном фронте повторяется картина Царицына. И тут Сталин прежде всего насаждает крепкие революционные организации в деревне, очищает и обновляет весь партийный аппарат и действуя через него, ликвидирует катастрофу. С железной энергией приводятся в порядок деморализованные части, и уже через месяц ими взят Уральск. Наступивший перелом, год спустя, закончился полным разгромом всего белого движения в Сибири.

Весной 1919-го года западная армия генерала Юденича, действуя совместно с отрядом полковника Булак-Булаховича, подошла к Петербургу и поставила город под угрозу. Несколько красных полков перешли на сторону противника, и гарнизоны двух Кронштадтских фортов открыто восстали. Петербургское начальство и штабы растерялись. Приезжает командированный Лениным Сталин и, следуя своей испытанной уже системе, немедленно мобилизует всех коммунистов и питерских рабочих, вливает их в армию и с помощью не знавшего пощады латыша Петерса, железной рукой восстанавливает порядок.

Через неделю поход Юденича был ликвидирован.

Осенью 1919-го года армия генерала Деникина заняла Орел, и, двигаясь к Туле, стала угрожать Москве. Одновременно западная армия генерала Юденича готовилась ко второму походу на Петербург. Положение красной республики становилось критическим. Отрезанная от хлебородных губерний страны, она испытывала ужасный голод. В городах опять стали выдавать немолотый овес, опять не было топлива, и снабжать армию тоже было нечем. Среди измученного населения началась паника, и возникшие повсюду тайные организации содействия белому движению являлись грозным симптомом перелома настроения, доказательством растущего в широких массах желания прихода белых. Наступал решающий момент всей Гражданской войны. Чтобы пережить кризис и добиться перелома, нужны были — сильная рука, военный опыт и вера армейских масс. Только Сталин обладал этими данными. И тогда он условием своего руководства южным фронтом поставил полное невмешательство в его дела Троцкого, и отозвания с фронта всех его ставленников, В. Ленин пожертвовал Троцким и дал Сталину неограниченные полномочия.

По предложению Московского главного командования, главный удар должен был быть нанесен от Царицына, через Донецкие степи на Новороссийский порт.

В это же время самый талантливый из белых полководцев, генерал барон Врангель предлагал Главнокомандующему генералу Деникину сконцентрировать всю конницу в одном кулаке, идти на Москву. Он предлагал Царицынское направление, то есть тот же приблизительно план, что и Троцкий со старым генеральным штабом, только в обратном направлении. Но именно потому, чем этот план был выгоден для белых, он был не выгоден для красных.

Изучив его, Сталин нашел, что поход по бездорожным Донецким степям, почти не доступным для действий пехоты и движения артиллерии, сопряженный с захватом враждебных красным казачьих станиц, есть просто сумасшедшая идея, грозящая красным полным крахом. Это движение неизбежно сплотило бы казаков вокруг Деникина, а его самого обратило бы в спасателя. Сталин выдвигает свой собственный план основного удара на Харьков, Донецкий каменноугольный бассейн и Ростов.

Здесь прежде всего можно было рассчитывать на сочувствие населения, приведенного в отчаяние насилием белых. Это направление, кроме того, давало возможность лишить белых Донецкого угля и захватить питавшую их основную железнодорожную артерию. Но что самое главное — оно позволяло, врезавшись в Деникинский фронт, клином рассечь его армию на две части и отрезать добровольцев от казаков.

Осуществить такую задачу без ударной конной массы было невозможно. Сталин, вопреки желания Московского Главнокомандования, создает из двух корпусов особую конную армию, командование которой поручает Буденному.

Главнокомандующий белыми армиями генерал Деникин, не разделяя взгляда генерала Врангеля на необходимость сконцентрированного удара, разбил свои войска на три части и повел наступление сразу по трем направлениям. Ведение операции на Царицыне он поручил барону Врангелю. Врангель взял город и здесь вторично указал Деникину на опасность растянутого и не имевшего резервов фронта, но Главнокомандующего не переубедил. Войска его оставались распыленными, и Врангелевский план был осуществлен Сталиным.

В конце октября конница Буденного перешла Дон, в ноябре она перерезала сообщение противника и, ударив мощным клином в его отступающую армию, рассекла ее на две части. Отрезанные от казаков, войска Деникина стали стремительно скатываться в море.

Белое движение вступило в стадию агонии.

«Характер и душа Верховного правителя адмирала Колчака, — пишет его военный министр барон Будберг, — были настолько налицо, что изучить его наизусть можно было в одну неделю».

Это был большой ребенок, чистый идеалист, убежденный раб долга и служения идее. Личных интересов и личного честолюбия у него не было, и в этом отношении он был кристально чист. Жизнь, с ее суровой и скучной действительностью, Колчака не интересовала, он питался своей высокой, любимой идеей и жил только миражами и мечтаниями, которые она создавала. Этой идеей была вера в единою, великою и неделимую Россию и в свое призвание вернуть родине все отпавшие и отторженные от нее земли. С этой мечтой он носился с детской искренностью, совершенно не понимая и не желая понимать той исторической обстановки, среди которой он жил и в условиях которой ему приходилось действовать.

Своих планов, системы и воли у Колчака не было, и потому окружавшие его ловкие советчики делали все что угодно, если только умели облечь то, чего желали, в форму необходимости для блага России. Достаточно было, например, антуражу убедить его, что подъем настроения в войсках создается обаянием его личности, чтобы объезды фронта стали его любимым занятием. И слепой безвольный человек уже не хотел ни видеть, ни понимать, что его частые смотры ничего кроме неприятности войскам не приносят, что его экстренные поезда задерживают движение на фронт продовольствия, снаряжение и одежды, приводят к остановкам и постоянно нарушают и без того хромавшее железнодорожное движение. Но сопровождавшим адмирала нравилось изображать собой царскую свиту, они наслаждались дешевым фимиамом торжественных встреч, иллюминациями зданий и казарм и тешились сообщением газет об энтузиазме, с которыми их встречали войска и население.