Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

В начале этой главы шла речь о съезде князей в Любече в 1097 г. Это собрание родичей постановило, что Святополк Изяславич, трое здравствующих Святославичей (Давыд, Олег и Ярослав) и Владимир Всеволодович Мономах должны впредь владеть своими отчинами, т. е. фактически теми городами, которые их отцы получили согласно завещанию Ярослава Мудрого. Это значило, что за Святополком оставался Киев, Святославичи владели Черниговом, а Мономах Переяславлем. Таким образом, для ближнего круга князей Любечское соглашение, как зеркало, отразило, через голову поколений, завещание Ярослава. Для внешнего же круга князей имел значение другой прецедент: не принцип отчины (т. е. не предначертания Ярослава), а распределение уделов покойным князем Всеволодом. [585] Там же. С. 170–171. Тем самым на Любечском съезде было подтверждено, или установлено различие в статусе и авторитетности между внутренним и внешним кругом князей и их землями.

Как и завещание Ярослава, дошедшие до нас формулировки Любечского соглашения содержат не меньше загадок, чем ценных разъяснений. В нем и речи нет об устройстве на будущее, не объяснены его же собственные условия, отсутствует вразумительное объяснение порядка старшинства. Это соглашение можно толковать совершенно по-разному: как документ, отражающий традицию, или как новацию; можно считать, что соглашение подтвердило систему преемственности сообразно строгой иерархии старшинства, переходящего от брата к брату, а затем — к сыну старшего брата, или что оно разделило все их земли на полусамостоятельные отчины; можно находить, что оно сплотило династию, или полагать, что из-за него родичи раскололись на группы, соответственно близости связывающих их родственных уз. [586] См., например: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю . Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 90–92; Рыбаков Б. А . Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. M., 1982. С. 449; Vernadsky G. Kievan Russia. New Haven, 1948. P. 89–90; Dimnik M. The Dynasty of Chernigov. P. 207–223. Но возможно, эти вопросы не так мучительны, как кажется историкам. Подобно завещанию Ярослава, Любечское соглашение было, скорее, документом, рассчитанным на свое время, а не генеральным постановлением. Оно представляло собой простой договор, а не политический трактат. В нем сочетались элементы принципиальных устоев с импровизационным началом, вызванным необходимостью. Это была новая стадия в приспособлении обычая и заповеди к жизни, которая не стояла на месте. Не всегда в нем сходятся концы с концами, но оценивать это соглашение следует не с точки зрения теоретических тонкостей, а в связи с теми конкретными проблемами, которые оно было призвано разрешить. Для чего же собрался Любечский съезд? И в какой мере он был плодотворен, какие из стоявших перед ним задач удалось решить?

Обратимся сначала к ближнему кругу князей, для чего вернемся к размышлениям, которым, согласно летописи, предавался Владимир Мономах в Киеве после смерти своего отца в апреле 1093 г. Если целью этого рассказа было представить картину решения, основанного на принципиальной позиции, а не вызванного необходимостью, то тогда перед нами пример не слишком изощренной позднейшей попытки исказить истину. Владимир сказал: «"Аще сяду на столѣ отца своего, то имам рать съ Святополком взяти, яко есть столъ преже отца его былъ". И размысливъ, посла по Святополка Турову, а самъ иде Чернигову, а Ростиславъ Переяславлю». Очевидно, Владимира не заботило при этом, что в Чернигове был «столъ преже» отца Святославичей. Следует ли отсюда, что для Киева и для Чернигова существовали разные мерки законной власти, или разной была лишь степень опасности со стороны претендентов на тот и другой стол? Ведь Олег Святославич был далеко — сидел в Тмутаракани, а от его брата Давыда щедро откупились, выделив ему в княжение Новгород.

Переезд Владимира Мономаха в Чернигов в 1093 г., предположительно — с согласия Святополка, оказался редким для него просчетом. Давыд Святославич ничего предпринимать не стал, но не следовало ожидать такой же безропотности от Олега. Удобный случай представился ему всего месяц спустя после смерти Всеволода. 26 мая младший брат Мономаха Ростислав утонул в реке Стугне при отступлении русского отряда, преследуемого половцами. [587] ПВЛ. Т. 1. С. 144. Олег заключил союз с половцами и в 1094 г. подступил к Чернигову, где «затворися» Владимир. Восемь дней противоборствующие дружины бились на стенах и валах города, между тем как половцы грабили незащищенные окрестности. Наконец, как писал позже Владимир Мономах, «вдахъ брату отца его мѣсто, а самъ идох на отця своего мѣсто Переяславлю». Отправляясь в это унизительное путешествие из Чернигова к себе в отчину, Мономах и его дружина ехали «сквозѣ полкы половьчскиѣ, не въ 100 дружинѣ, и с дѣтми и с женами. И облизахутся на нас, акы волци стояще, и от перевоза и з горъ…». [588] Там же. С. 148, 160–161.

Но это было тактическое отступление. На будущий год Давыд Святославич был переведен в Смоленск, Новгород вернулся к сыну Владимира Мстиславу (который временно сидел в Ростове), а Олега изгнали из Чернигова объединенным ударом Владимира и Святополка. Предлогом послужил отказ Олега примкнуть к ним в походе против половцев: ведь если он хотел принадлежать к ближнему кругу, то должен был не только пользоваться соответствующими правами, но и нести обязанности. Но, несмотря на поражение, Олег отказался вступать в переговоры или снять свои территориальные требования. Он отправился в земли, которые считал второстепенными владениями Чернигова (а значит, и его семьи) на северо-востоке и там, начиная с лета 1096 г. и до конца 1097 г., непрерывно воевал с сыновьями Мономаха. Один из них даже погиб в битве за Суздаль. [589] Там же. С. 149–150, 165, 168. Таким образом, Любечский съезд князей являлся реакцией на ширящееся кровавое столкновение интересов и притязаний внутри клана, а не рутинной ратификацией стандартных правил престолонаследия.

Если на войне Олег постоянно терпел поражения, то при заключении мира ему повезло больше. Мономах уступил ему Чернигов как отчину Святославичей. Впрочем, Олегу не дали вполне торжествовать. Предложенная ему сделка подразумевала, что он согласится с присутствием в Чернигове своего более покладистого брата Давыда. [590] О славе Давыда как миротворца см.: Слово о князьях // ПЛДР. XII в. С. 338–342. В том, что касается подвластных им городов и семейных интересов ближнего круга князей, достигнутый в Любече компромисс был несомненной удачей. Крупный кризис разрешился мирным путем, и до конца правления Святополка в Киеве (1093–1113), судя по источникам, не было сколько-нибудь серьезных поползновений нарушить согласие.

Это была самая простая часть дела. Зато вне ближнего круга происходили серьезные процессы перемен. В последней четверти XI в. наблюдался заметный сдвиг центра тяжести споров, явное усиление активности князей за пределами оси между Новгородом на севере и Тмутараканью на юге — на западных и северо-восточных землях.