Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

В первой половине XI в. правящий дом ограничивался лишь формальным присутствием на северо-востоке. Расположенные там города — Ростов, Суздаль и Муром, куда назначали младших родичей, были малодоступны и иногда с трудом держались в окружении редкого, но чуждого населения. Естественными географическими и экономическими центрами притяжения для них были Новгород и Балтийское море, а не Киев. От юга эти города были отрезаны землями не поддавшихся ассимиляции и неприветливых вятичей, поэтому безопаснее был кружной путь — от верховьев Днепра через Смоленск. Между 1015 г. и концом 1080-х гг. «Повесть временных лет» лишь дважды упоминает об этих землях, и оба раза в связи с выступлениями непокорного местного населения. В 1024 г. «въсташа волъсви в Суждали Бѣ мятежь великъ и голодъ по всей той странѣ; идоша по Болзѣ вси людье в болгары, и привезоша жито, и так ожиша». И Ярослав ходил усмирять этот «мятежь». [591] ПВЛ. Т. 1. С. 99–100. В середине 1070-х гг. Ян Вышатич, собирая дань вдоль рек Ростовской земли, также встретил волхвов, возмущавших народ. В 1070–1080-е гг. была даже предпринята попытка создать Ростово-Суздальскую епархию, но направляемые одна за другой христианские миссии терпели неудачи, и по крайней мере один из священников, Леонтий, был якобы убит местными жителями. Поэтому кафедра здешнего епископа пустовала свыше полувека. [592] См.: Lenhoff G. Canonization and Princely Power in Northeast Rus': The Cult of Leontij Rostovskij // Die Welt der Slaven. 1992. N. F. Bd 10. P. 359–380.

Это были дикие лесные рубежи, где дань собирали вооруженные отряды и где болгары иногда оказывались более выгодными деловыми партнерами, чем русы, где верования и обычаи населения казались странными и небезопасными и где священнику надо было страшиться за свою жизнь. Однако эти земли сулили большую выгоду. Богатые мехами просторы северо-востока делались все привлекательнее по мере того, как в Среднем Поднепровье появлялось все больше безземельных князей. С 1095 до начала 1097 г. Ростов, Суздаль и Муром являлись предметом ожесточенной борьбы между Олегом Святославичем и сыновьями Владимира Мономаха. Спор шел из-за разграничения владений. В 1095 г. сын Мономаха Изяслав, который сидел в Курске — в городе, занимавшем важное стратегическое положение у южной окраины земли вятичей, захватил Муром. В Муроме сидел посадник Олега Святославича. Будучи изгнан из Чернигова, последний ударил в отместку по северо-восточным городам, Ростову и Суздалю. Тем самым он нанес обиду и старшему сыну Мономаха, Мстиславу, который чуть раньше, в 1093–1095 гг., в промежутке между своими княжениями в Новгороде, сидел в Ростове.

Именно этот конфликт явился непосредственной причиной созыва Любечского съезда князей в 1097 г. Результатом съезда стало прекращение военных действий и, судя по всему, стороны сошлись на том, что Олег имеет права на Муром, а роду Мономаха принадлежат Ростов и Суздаль. [593] Об этом столкновении см.: ПВЛ. Т. 1. С. 150. См. также письмо Мономаха к Олегу: Там же. С. 163–166. Вряд ли на северо-востоке в это время уже существовали четко разделенные области для сбора дани. Кажется, договор оказался прочным. Таким образом, сходка в Любече помогла выработать согласованную политическую схему для решения будущих проблем на северо-востоке.

В отличие от северо-востока, плодородные западные земли, лежавшие между Карпатами, верховьями Припяти и Западным Бугом, удобно расположенные для торговли и с большим количеством густонаселенных районов, издавна вызывали соперничество между Русью и ее западными соседями. Червенские города переходили из рук в руки при Владимире Святославиче и при Ярославе. С точки зрения политических интересов эти земли далеко не были целиной. Здесь давно успели сформироваться и созреть претензии разных князей на определенные земли, часто одни и те же. В отличие от северо-востока, но подобно ситуации в Тмутаракани в 1060–1070-е гг., претендентами здесь выступали не только старшие князья с сыновьями, но и потомство безземельных дальних родственников, дети и внуки сыновей Ярослава Мудрого, умерших раньше своих отцов или старших братьев, которые не удержались на лестнице старшинства и были сброшены вниз. В 1054 г. Владимир Волынский, кажется, находился в руках Святослава (впоследствии — князя Черниговского). В одной из версий завещания Ярослава, возможно, с определенной политической целью, Владимир Волынский отдается брату Святослава Игорю. С 1078 по 1086 гг. там сидел один из сыновей Изяслава. С 1086 г. город отошел к сыну Игоря Давыду, чьи права на Владимир Волынский были подтверждены Любечским съездом. Более скромные столы Перемышля и Теребовля находились в руках потомков старшего сына Ярослава Владимира, умершего в 1052 г. В 1031 г. Владимир Ярославич вместе с отцом ходил отвоевывать червенские города. Теперь же в Перемышле и Теребовле сидели его внуки, правнуки Ярослава, Володарь и Василько Ростиславичи.

Для западной части Руси Любечский съезд не принес компромисса и уступок, здесь за ним последовала трехлетняя и набиравшая силу междоусобица. Кроме местных участников, в эту войну в разные периоды оказались втянуты поляки, венгры, половцы. Было даже время, когда она грозила уничтожить союз между старшими родичами и тем самым разрушить фундамент, заложенный в Любече. В летописях сохранился чрезвычайно живой рассказ об эпизодах этого конфликта, приведенный со слов их свидетеля. [594] ПВЛ. T. 1. С. 171–180.

В 1097 г., вскоре после Любечского съезда, князь Василько Теребовльский был схвачен и ослеплен по приказу своих старших родичей, Святополка Изяславича Киевского и Давыда Игоревича Владимир-Волынского. Для того, чтобы удержать его на месте и выколоть ножом глаза, четверым нападавшим пришлось положить доски на грудь князя и сесть на них, «и удавиша и рамяно, яко переем троскотати». [595] Там же. С. 173. Предлогом стало исходившее от Давыда обвинение в том, будто Василько затеял заговор против Святополка. Давыд намекал и на причастность Василька к случившемуся десятью годами раньше убийству Святополкова брата. Сам Василько потом говорил повествователю, что подобные заговоры никогда его не интересовали, и единственным его желанием было идти в Польшу воевать с поляками, а потом на Дунай, чтобы пленить болгар, лучше всего — при поддержке отрядов степняков. [596] Там же. С. 176. Похоже, что в этих словах звучат отголоски столкновения разных политических интересов. Свыше сорока лет князья днепровского правобережья — Святополк и его отец Изяслав сохраняли дружественные отношения с поляками, в то время как Василько в 1092 г. предпринял набег на Польшу с участием половцев. [597] Там же. С. 141. См. ниже о сходном случае столкновения политических интересов, при участии другого молодого князя-отщепенца из западных земель, поддержанного половцами и связанного с Дунаем.