Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Описание Константина не свободно от ошибок, но в его общую схему хорошо укладываются детали русо-византийских договоров, а также археологические свидетельства. Политическое устройство и военная сила русов в полной мере отразили их «суровый» образ жизни. Опасности, связанные с долгими переходами, делали целесообразным путешествие в Византию группой, хотя включение в условия договора 944 г. «грамоты», удостоверяющей намерения купца, дает возможность предположить, что к тому времени не все русы-торговцы примыкали к флотилии, описанной Константином. Эти русы, по-видимому, в большей мере зависели от выплат дани, чем те, которые жили ближе к северу и о которых шла речь выше. Возможно, такое положение вещей связано с тем, что славяне, по сравнению с финно-уграми, жившими в Волжском бассейне, вели оседлый образ жизни и занимались земледелием, а также с тем обстоятельством, что славяне, живущие к востоку от Днепра, в течение некоторого времени платили дань хазарам. Как мы видели, похоже, существовала договоренность, что за это хазары и их союзники должны были защищать славян от других, более диких грабителей-кочевников. Поскольку опустошения, производимые печенегами, стали в начале X в. более разрушительными, обоснование русов в Среднем Поднепровье могло поначалу дать славянам некоторую передышку, а потому могло быть воспринято ими благосклонно. Это соответствует указанию DAI на то, что русы платили за стволы деревьев, которые они каждую весну получали от славян. Как это было с хазарами и их союзниками у предыдущих поколений, славяне лесостепи также втягивались в торговые отношения с русами, одновременно оказывая им услуги и выплачивая дань как своим сюзеренам. В этом отношении показательны символы власти — tamgas , которыми стали пользоваться князья русов. Некоторое время до 940-х гг. в ходу были печати. При этом «посланники» князей приносили в Византию золотые печати, в то время как купцы — серебряные. [191] ПВЛ. T. 1. С. 35. Нам не известны образцы этих ранних печатей, но на печатях, которые обычно приписывают Святославу Игоревичу, и на монетах, несомненно отчеканенных его сыном Владимиром, присутствуют эмблемы — что-то, напоминающее вилы или трезубцы, которые похожи на те, что найдены в поселениях хазар, имевших какое-то отношение к хагану. [192] Символизируют ли эти эмблемы власть хагана, или функция их более примитивна — вопрос остается открытым. Изображения трезубца находят в хазарских землях повсеместно. Его могли заимствовать князья русов, желавшие воспользоваться для своей печати связанными с этой эмблемой ассоциациями. Различные точки зрения и полезные сведения по этому вопросу см.: Щербак А. М. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела-Велой Вежи // МИА. 1959. Т. 75. С. 363–365; Артамонов М. И . История хазар. Л., 1962. С. 430; Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. М., 1970. Т. 1. С. 40–41 и примеч. 89; № 1, с. 166, 249; Нахапетян В. Е., Фомин А. В . Граффити на куфических монетах, обращавшихся в Европе в IX–X вв. // ДГВЕМИ. 1991 (1994). С. 172–173 и примеч. 69, рис. 9, с. 174; Крыласова Н. Б. Подвеска со знаком Рюриковичей из Рождественского могильника // РА. 1995. № 2. С. 193–197. Эти эмблемы вполне могли быть заимствованы у хазар князьями русов в более раннее время. Используя их, днепровские русы могли демонстрировать законность своей власти, которую прежде придавал их верховному князю титул chaganus , или хагана. Как было отмечено, незадолго до конца 930-х гг. этот верховный князь, будь то Игорь или один из его предшественников, обосновался в Среднем Поднепровье.

Сопоставляя литературные свидетельства с археологическими, можно получить больше сведений о новом военно-политическом устройстве. Значительное число могил в Шестовицах под Черниговом представляют собой кенотафы, в которых отсутствуют какие-либо следы человеческих останков. Похоже, они с самого начала были пустыми, а не были разграблены или вырыты в кислой почве, полностью уничтожившей тела. Кенотафы были найдены и в других местах пребывания русов, но в процентном отношении курганы данного разряда в Шестовицах составляют более 32%, и, по-видимому, север и юг в этом отношении сильно различались. Например, в Тимереве удельный вес кенотафов приближается, самое большее, к 16%. Это процент от всего числа могил данного некрополя — как не содержащих утвари могил бедных или простых русов, так и могил тех, чьи родичи или участники похоронного обряда были в состоянии снабдить покойного всеми необходимыми ему вещами и предметами. Издатель результатов раскопок Шестовицкого некрополя Д. Блифелд пришел к выводу, что большая часть кенотафов воздвигнута в память о людях, погибших далеко от дома, во время морских путешествий в Византию или в боях с кочевниками и другими налетчиками. [193] Бліфелд Д. I. Давньоруські пам'ятки Шестовиці. Киïв, 1977. С. 36. По поводу Тимерева см.: Недошивина Н. Г., Фехнер М. В. Погребальный обряд Тимеревского могильника // СА. 1985. № 2. С. 101–102. Эти кенотафы наглядно демонстрируют, какова была опасная и краткая жизнь обитателей Среднего Поднепровья.

Игорь, верховный вождь русов, вовсе не был тем номинальным начальником, которого описал ибн Фадлан меньше, чем поколением ранее. Но это не противоречит впечатлению, какое создают договоры и DAI о наличии у русов коллективного руководства, включающего целый ряд «князей» или вождей. Они возглавляют зимой отряды, обходящие земли для сбора дани, и не все они пребывают в Киеве. Огромные, щедро наполненные инвентарем курганы — такие, как относящийся к середине X в. курган Черная Могила у Чернигова (со статуэткой Тора, в числе других вещей), говорят о существовании состоятельных вельмож, которые вполне могли быть по своему статусу «знатью» или «князьями». Последние термины, правда, не были специальными и могли применяться по отношению к любому, кто достиг больших успехов на войне или при взимании дани. О том, что Чернигов был, наряду с Киевом, важным центром, говорит как большое количество поселений близ него, так и свидетельства о наличии в Шестовицах вооруженной элиты. Там, как и в некрополе на Старокиевском холме и в других местах в районе Киева, есть много погребений, которые называют камерными и которые были широко распространены в X в. Термин возник из-за сходства погребения в земле с деревянным сооружением, оно напоминает комнату шириной в полтора метра и более, с деревянными стенами, потолком и полом, вмещающую покойников и их имущество. В камерных погребениях покойника могла сопровождать его жена, лошадь или лошади, или и то, и другое. Оружие, украшения для уздечки, седла, а для женщин — серебряные или золотые украшения свидетельствовали о мощи и общественном положении покойного: в сущности, чем больше в могиле предметов — неодушевленных или бывших прежде одушевленными, тем больше курган над захоронением, и, соответственно, претензия покойника на определенный социальный статус. Курганы насыпались и над захоронениями по обряду трупосожжения. Для кремации покойника возводилось некое деревянное сооружение на земле, в которое помещали тело и все необходимые по ритуалу атрибуты и которое потом предавали огню. [194] Блифелд Д. И. К исторической оценке дружинных погребений в срубных гробницах Среднего Поднепровья IX–X вв. // СА. 1954. Т. 20. С. 148–162.