Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Владимир, таким образом, следовал путем, в некоторых отношениях прямо противоположным тому, которым шел его отец. Святослав принял облик вождя кочевников и плыл на встречу с Цимисхием, действуя веслом, наряду со всеми, что пришлось бы по душе скандинавским магнатам. Владимир предпочитал сохранять дистанцию как по отношению к другим представителям знати на Днепре, так и по отношению к кочевникам. Как показалось в 1008 г. Бруно из Кверфурта, князь был уверен в своем положении, он был « senior среди великих своими богатствами и размерами своих владений». [328] Ерistola Brunonis… Р. 98. Бруно передает чувство глубокой пропасти, пролегшей между «границей» земель Владимира и «тропой к язычникам» за их пределами. Владимир высказал Бруно убеждение, что тот скоро будет убит, и действительно Бруно и его спутники неоднократно оказывались под угрозой «тысяч топоров и тысяч мечей, занесенных над нашими головами» среди «ужасного шума и крика». [329] Ibid. Р. 100. Рассказ Бруно показывает также глубокое недоверие печенегов к русам и их правителю. Уверенность кочевников, что война является нормальным состоянием в отношениях между ними и русами, разительно отличается от ситуации, имевшей место поколением раньше. Один из ученых заметил, что Бруно и его спутники, простившись с Владимиром у ворот вала, пересекли «символическую границу христианского мира». [330] Рорре А. Vladimir, prince chretien // Le origini e lo sviluppo della cristianita slavo-bizantina / Ed. S. W. Swierkosz-Lenart. Roma, 1992. P. 58. (Nuovi Studi Storici. Vol. 17). Орды Святослава столь распалили воображение византийцев, что они считали их одним из диких племен севера, вторжение которых предсказывал пророк Иезекииль. [331] LD. Р. 150. И если Святослав думал, что Переяславец «есть середа земли моей», то Владимир утвердился в Киеве, и почти все, что он делал после 988 г., было направлено на укрепление своей власти в этом месте.

Впрочем, было бы неправильным абсолютизировать контраст между двумя правителями. Кроме того, следует воздержаться от слишком восторженной оценки достижений Владимира, сколь бы они ни были впечатляющими. Политика как Святослава, так и Владимира, у каждого по-своему, определялась процессом экономического роста, а применительно к северным лесам — процессом роста численности населения. Задачу эффективного использования возможностей этого беспорядочного, но экономически взаимосвязанного скопища племен и общин Святослав пытался решить, перебазировавшись на Дунай. Как мы видели, политическое образование, которое он создал на Балканах, по всем признакам было в силах успешно управлять этим богатым районом, где многочисленные укрепленные поселения прикрывали отрезок течения одной из главных судоходных рек, отрезок, примыкающий к ее устью.

В вопросах управления государством Владимир был ближе к Святославу, чем это на первый взгляд может показаться. Главная его заслуга — это то, что он создал вокруг Киева район укрепленных поселений, опоясывавших Днепр и его притоки. За счет этого его престольный город не только получил защиту, но и более плотно заселенный, более зажиточный тыл. Впервые за всю историю киевский князь мог использовать ресурсы тех центральных областей, которые были достаточно обширными, чтобы содержать значительный воинский контингент, и в то же время достаточно обозримыми и доступными, чтобы не выходить из-под контроля князя и нескольких его родичей или доверенных лиц. Жители этой территории были в значительной своей части переселенцами из дальних краев, у которых не было возможности выбрать себе другого сюзерена и не было традиции вступать с князем в договорные отношения. Владимир создавал в Среднем Поднепровье опирающееся на города политическое устройство, аналогичное тому, каким его отец намеревался управлять с Нижнего Дуная. Путешествие к морю было все еще нелегким, и Владимир сделал Защиту речных путей на юг своей первоочередной задачей. Укрепленные гавани, готовые принять большое количество судов, были построены в Витичеве, Воине и других крупных поселениях поблизости от Днепра, а одна из функций «змиева вала», прикрывавшего Днепр, заключалась в том, чтобы не дать возможности печенегам расположиться на левом берегу и напасть на суда из засады. Теперь можно было высылать суда для сопровождения или конные отряды вплоть до порогов, и устье Днепра стало не столь непривлекательным местом, каким было раньше. На болотистом Великопотемкинском острове в конце X в. выросло торговое поселение. На нем находились многочисленные склады и мастерские, которые занимали все большую площадь и в итоге распространились на территорию в 4 гектара. [332] Сокульский А. Л . К локализации летописного Олешья // СА. 1980. № 1. С. 65–66, 71–73. Опасности долгого путешествия в Царьград, таким образом, уменьшились, а поток судов увеличился.

Достижения Владимира могут, следовательно, скорее рассматриваться как развитие начинаний Святослава на Балканах или их модификация, чем полное изменение курса. Каждый из них, получив в свои руки динамичную, но аморфную совокупность владений и торговых путей, искал возможности опереться на прибыльный и легко управляемый центр. Мероприятия Владимира, хотя на них и лежит печать его изобретательности и трезвого расчета, не решили всех вопросов управления государством. Киев по-прежнему находился в ненормальном положении, являясь одновременно столицей государства и его аванпостом. Более того, одним из последствий осуществленного Владимиром ограждения своих владений вниз по Днепру, было недовольство кочевников, которые, по-видимому, считали днепровскую долину районом своих летних пастбищ. Несмотря на усилия Бруно из Кверфурта добиться примирения, набеги печенегов и ответные карательные меры русов в последние годы правления Владимира оставались в самом разгаре.

Необходимость находиться в состоянии постоянной готовности к нападению кочевников благоприятствовала поддержанию политического порядка в районе Днепра. Опасность со стороны печенегов сплачивала жителей приграничных поселений и побуждала их верно служить своему князю-защитнику. Они вполне могли считать себя представителями единой христианской паствы, разорвав связи с обрядами радимичей или какого-нибудь другого племени. Однако участие князя в решении столь важных для них вопросов, как споры между поселенцами и защита права собственности, было минимальным, представления о его достоинстве, соответственно, находились в зачаточном состоянии. «Повесть временных лет» в рассказе о Владимире и епископах косвенно признает это, как признается и ограниченность влияния христианских норм на повседневную жизнь. [333] ПВЛ. Т. 1. С. 86–87; Kaiser D. Н. The Growth of the Law in Medieval Russia. Princeton, 1980. P. 75–76.