Лев Заборовский - Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в.

Другой задачей посольств был сбор информации. Для всех шести миссий выработали сходную программу поисков «вестей» (составлена не позже 26 октября 1653 г.). Анализ ее позволяет понять, какие моменты в политической жизни Европы считали в Москве важными для перспектив русско-польской войны и чего в этом смысле опасались. Значительная часть вопросов касалась Швеции. Надлежало выяснить результаты польско-шведских переговоров о заключении «вечного мира», состояние и вероятную эволюцию взаимоотношений двух стран; осветить шведскую политику в целом, особенно отношения стокгольмского двора с императором и Данией. Второй крупный комплекс вопросов относился к основным европейским конфликтам и их развитию: войнам Англии с Нидерландами, Франции с Испанией, Венеции с Османской империей. Немало места уделялось положению в Англии, ее взаимоотношениям с Соединенными провинциями, перспективам реставрации Карла II Стюарта [69] Голландские дела, 1653 г., № 7-а, л. 1–47: № 8, л. 54–55: Французские книги, № 3, л. 15 об. — 17, 101 об. — 102 и др.; Шведские дела, 1653 г., № 4, л. 53–59: № 5, л. 77–81; № 6, л. 205–337. . Приведенные данные в известной мере отражают представление царских дипломатов осенью 1653 г. о ситуации в Европе. Она была довольно благоприятной с точки зрения русских политиков: международное и внутреннее положение большинства европейских государств исключало возможность их вмешательства в русско-польский конфликт [70] Подобная опенка была достаточно реалистична, что подтвердил дальнейший ход событий. Конечно, невозможно было в конце 1653 г. предусмотреть будущее развитие политики Швеции. . Основные опасения вызывала позиция Швеции, что понятно при возраставшей угрозе польско-шведского противоборства, о которой в Москве знали.

В целом царь Алексей, не строя особых иллюзий относительно реакции западных держав на польско-русское столкновение, полагал, что общеевропейская обстановка не позволит им проявить серьезной антирусской активности [71] Посольский приказ учитывал и австро-шведские противоречия. . Он надеялся даже получить от этих стран (кроме Франции) поддержку оружием, военными припасами и т. п., пусть и без официального одобрения действий России. Важно и другое: помощи иного рода он не искал ни у кого, тем более не говорил о союзе против Речи Посполитой, в том числе и с таким естественным, казалось бы, партнером, как Швеция. Такая линия объяснялась планами войны, которую намеревались начать русские феодалы. Итак, из приведенного материала можно сделать следующий вывод: в сентябре-декабре 1653 г. Русское государство не стремилось вести с кем-либо на Западе анти-польские дипломатические переговоры, а видело предстоящий конфликт локальным, по возможности изолированным от серьезного вмешательства западных государств, искало фактически их нейтралитета. Такова была одна из целей русской политики.

К каким результатам привели октябрьско-декабрьские миссии русских посланцев? Вначале вернулись из Швеции М. Васильев и С. С. Евский [72] Первый выехал из Москвы 1 ноября 1653 г., принят королевой 13 января 1654 г., отпущен ею 19 февраля, вернулся в столицу 11 марта. Второй оставил Москву 14 декабря 1653 г., принят в Упсале 19 февраля 1654 г., получил отпуск 19 марта, прибыл в Новгород 16 апреля (Шведские дела, 1653 г., № 4, л. 88–148; № 5, л. 36–84). . Королева согласилась предоставить оружие, но не сразу, а по частям, так как заказ был крупный (20 тыс. мушкетов) [73] Кристина — царю, 18 февраля 1654 г. (Шведские грамоты, № 113). См. также: Курц Б. Г. Состояние России в 1650–1655 гг. по донесениям Родеса. М., 1914, с. 240–241 и др. . Шведский ответ на сообщение о войне с Речью Посполитой был хотя и осторожным, но наиболее благоприятным для России из всех: в нем отсутствовало даже формальное неодобрение этого конфликта, содержавшееся в грамоте Нидерландов [74] Грамота Кристины — царю, 17 марта 1654 г. (Шведские дела, 1653 г., № 5, л. 30–35). Получена в Москве 27 апреля. . Это понятно, если учесть напряженность польско-шведских отношений [75] Информация русских гонцов подтверждала этот акт (Шведские дела, 1653 г., № 4, л. 95–96, 99; № 5, л. 25–28, 77–78). и сложное внутри- и внешнеполитическое положение Швеции в первые месяцы 1654 г. [76] 17UA, Bd. 6, S. 275–276, 292–293, 368–369, 618–619; Olofsson S. J. Efter Westfaliska freden: Sveriges yttre politik 1650–1654. Stockholm, 1959, s. 407–408, 526–530, 534. К сознательно распускаемым шведскими властями слухам относится утверждение датского резидента в Стокгольме П. Юля в письме от 24 января 1654 г. о предложении русским посланцем (т. е. М. Васильевым) союза двух стран против Речи Посполитой. Оно некритически повторяется в литературе (Wojna polsko-szwedzka 1655–1660. Warszawa, 1973, s. 56). В соответствующих материалах нет и намека на что-либо подобное (см.: Шведские дела, 1653 г., № 4, л. 1–149), да простой гонец и не мог привезти предложение такого рода.

В августе 1654 г. А. А. Кокошкин вернулся из Дании [77] Выехал из Москвы 13 декабря 1653 г., прибыл в Копенгаген 22 марта 1654 г., принят королем 24 июня, отпущен 27 июня, вернулся в Новгород 5 августа (Датские дела, 1653 г., № 3, л. 1–74). Гонца задерживали, пока не определился исход англо-голландских переговоров. , Г. С. Головнин и М. И. Поливанов — из Нидерландов [78] Первый принят в Гааге 9 мая 1654 г., получил отпуск 1 июля, приехал в Архангельск 29 августа; второй оставил Москву 16 декабря 1653 г., принят в Гааге 9 мая 1654 г., отпущен 30 июня, вернулся в Архангельск 30 августа (Голландские дела, 1653 г., № 7, л. 18–59; № 8, л. 1–53). . Ответ Фредрика III не вызвал удовлетворения в Посольском приказе: указывалось, что начавшийся конфликт неприятен копенгагенскому двору, который желает мира между двумя государствами, «чтобы ваши общие враги не радовались» (прозрачный намек на Швецию!). В продаже мушкетов отказали, отметив, что оружие может понадобиться самим датчанам [79] Фредрик III — царю, 27 июня 1654 г. — Польские дела, 1653 г., № 10, л. 23 об. — 24; Щербачев Ю. Н . Датский архив: Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене, 1326–1690 гг. М., 1893, с. 239. . В условиях датско-шведского антагонизма [80] Интересные сведения о противоречиях двух держав привез С. С. Евский (Шведские дела, 1653 г., № 5, л. 78–80). Фредрика III не могла радовать перспектива дальнейшего ослабления Речи Посполитой, вероятного союзника против шведов. Это и вызвало такую реакцию датского короля на сообщение А. А. Кокошкина.

Гораздо благоприятнее оказался ответ Нидерландов. Правда, в Гааге заявили, что «не рады» войне, хотят мира между Россией и Речью Посполитой, но одновременно пожелали царю победы. Сходные мысли развивались в грамоте, в которой было обещано и впредь выполнять русские «пожелания». Вопрос о поставках мушкетов, пороха, свинца довольно быстро решили положительно [81] Две грамоты Нидерландов — царю, 30 июня 1654 г. (Голландские дела, 1653 г., № 7, л. 60–63; № 8, л. 28 и след., 46–47, 56–61; Грамоты, № 25). Одновременно в Гааге и Амстердаме добивались некоторых привилегий для своих торговцев (Голландские дела, 1653 г., № 7, л. 58–59; № 8, л. 49–53). . Таким образом, несмотря на официально выраженное неодобрение русско-польского столкновения, в Гааге пошли навстречу практическим просьбам царской дипломатии, даже дальше, чем в Стокгольме. Столь благожелательное отношение Нидерландов к просьбам Алексея Михайловича диктовалось значительной заинтересованностью республики в экономических связях с Россией (в частности, очень важны были для нее поставки селитры и корабельного леса).